К западу от Эдема. Зима в Эдеме. Возвращение в Эдем - Гарри Гаррисон (1984 - 1988)

– Это все? – спросила она.

– Нашими воинами трудно управлять, – ответила Сталлан. – Когда начинаешь убивать, трудно остановиться.

– Полно, я знаю сама. Все взрослые убиты?

– Все. Этот детеныш прятался под шкурой, я вытащила его. – Она тащила ребенка за длинные волосы, тот выл от боли. – Этого, самого маленького, я нашла за пазухой убитой матери. – Она протянула младенца нескольких месяцев от роду.

Вейнте’ с отвращением поглядела на крошечное безволосое создание в руках охотницы, привычной ко всяким отвратительным существам… Ей стало дурно от мысли, что она может прикоснуться к подобной твари! Но она – Вейнте’, она – эйстаа и должна уметь все, на что способна простая иилане’. Медленно протянув руки, она взяла егозящее существо. Оно было теплым, теплее плаща, даже горячим. Приятная теплота на миг убавила отвращение. Пока она, разглядывая, крутила беспомощного младенца, тот раскрыл розовую беззубую пасть и завопил. Струйка горячих экскрементов потекла по руке Вейнте’. Недолгое приятное ощущение вновь сменилось отвращением.

Слишком уж, слишком отвратительное создание. Размахнувшись, она с размаху швырнула его на ближайший камень. Существо умолкло, а Вейнте’ направилась к воде отмываться, по пути крикнув Сталлан:

– Довольно. Вели всем возвращаться в лодки. Только пусть убедятся, что живых больше нет.

– Уже сделано, высочайшая. Все убиты. Конец им.

«Так ли? – думала Вейнте, погружая руки в воду. – Конец ли?» Победа не принесла радости, почему-то ее охватило глухое уныние.

Конец… или только начало?

8

Энге прижалась к стене, наслаждаясь теплом нагревателя. Хотя солнце уже встало, в городе еще чувствовался утренний холодок. Вокруг пробуждались растения и животные, населяющие Алпеасак. Все было обычно, ничто не привлекало внимания. Под ногами решетчатый пол, уложенный на толстый слой сухих листьев. В листьях шуршали жуки и другие насекомые, копошилась мышь. Начинающийся день пробуждал жизнь. Высоко в небе над кроной огромного дерева светило солнце. Водяные пары уходили из устьиц листьев, их сменяла вода, медленно поднимавшаяся по сосудам деревьев, лиан, ползучих растений; миллионы корневых волосков впитывали эту воду из почвы. Брошенный плащ присосался щупальцами к соконосу.

Для Энге все было естественно, словно воздух – переплетение взаимосвязанных жизненных форм вокруг. Иногда она думала об этом. Но не сегодня, только не после того, как она услышала… Подумать только – гордиться истреблением целого вида! Как хотела она поговорить с этими глупыми хвастуньями, объяснить им значение жизни, заставить их понять весь ужас преступления, которое они совершили. Жизнь уравновешивает смерть, словно море – воздух. И если ты убиваешь жизнь – убиваешь себя саму.

Какая-то фарги, потянула ее за связанные руки. Она не понимала, зачем эта веревка, и не знала, как следует обращаться к Энге. Юная фарги видела, что Энге из высочайших, но ведь руки ее связаны, как у нижайшей… У нее не хватало слов, и только прикосновением она могла привлечь к себе внимание.

– Эйстаа хочет, чтобы ты пришла, – сказала фарги.

…Когда Энге вошла, Вейнте’ сидела на троне из живой коры городского дерева. На столе возле нее находились запоминающие существа. От лба одного из них отходил волосок, тянувшийся в складку угункшаа, говорителя-памяти. Угункшаа негромко бормотал, а на органической линзе его шевелилось черно-белое изображение той иилане’, что наговорила в запоминающее животное. Вейнте’ выключила угункшаа, едва Энге вошла, и взяла в руку каменный наконечник копья, лежавший рядом.

– Приблизься, – приказала она.

Энге подчинилась. Схватив каменное лезвие, Вейнте’ замахнулась им… Энге не дрогнула, не отшатнулась. Вейнте’ схватила ее за руку.

– В тебе нет страха, – сказала она, – но ты видишь, как остер этот камень, он не хуже наших струнных ножей.