Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

Матушка залепляет мне пощечину. Я морщусь, но не издаю ни звука. Она багровеет и тяжело дышит.

— Ты попросишь за это прощения на коленях.

Я молчу.

— Ты оскорбила меня, ты, наглая девчонка! Сейчас же становись на колени и проси прощения, а затем переоденься в подходящую случаю одежду и впредь не перечь старшим в таких вещах!

— Миледи, я не буду извиняться, потому что не сделала ничего дурного.

Вторая пощечина.

— На колени! Иначе я напишу королеве, что мы передумали и ты никуда не едешь!

Этого пережить я не могу. Она загнала меня в угол, и ей это известно. Я с неохотой опускаюсь на колени и шепчу:

— Я молю вас о прощении, миледи.

— Довольно, — говорит она. — Так, миссис Эллен, платье зеленого дамаста с темно-рыжей юбкой и изумрудную подвеску.

Мы с миссис Эллен украдкой переглядываемся, но сказать тут нечего. И вот, пышно одетая и укутанная в меха от январской стужи, я спускаюсь в главный холл и снова становлюсь на колени, чтобы получить родительское благословение.

Затем я сажусь в коляску и отправляюсь со своим эскортом на юг, к свободе.

Королева Екатерина раскрывает мне навстречу объятья, когда я делаю реверанс.

— Никаких церемоний, Джейн. Добро пожаловать в Челси. Надеюсь, здесь ты будешь счастлива. — Она выпускает меня из своих теплых объятий, чтобы улыбающийся лорд-адмирал тоже мог со мной поздороваться.

— Боже, какая ты красотка, — смеется он, отступая назад, чтобы поглядеть на меня. — И как подросла!

— Немножко, милорд, — отвечаю я, понимая, что он говорит так только по доброте душевной. Я знаю, что я мала для своих десяти лет.

— Здоровый свежий воздух пойдет тебе на пользу, — говорит королева, когда мы идем с ней от пристани, где причалила моя лодка, по дорожке, что вьется меж ухоженных правильных садов в сторону веселого дворца из красного кирпича, чьи створчатые окна сияют в зимнем солнце. В главном зале, с его толстыми балками под крышей и гербовыми витражами на окнах, ждет моя кузина, леди Елизавета, которая целует меня в обе щеки и окидывает оценивающим взглядом.

В свои четырнадцать лет Елизавета гораздо выше меня, и все же между нами много сходства. У нас рыжие волосы, как у всех Тюдоров, и у обеих они разделены прямым пробором и убраны под французский капор. Мы обе очень худы, с бледной кожей в веснушках, острыми подбородками и темными настороженными глазами. У нас красивые руки и длинные тонкие пальцы. Я сразу замечаю, что Елизавета не упускает возможности, чтобы выставить их напоказ. Кузина, я боюсь, весьма тщеславна.

— Многие принцы просили моей руки, — хвастается она, когда мы с ней позже сидим у окна и ждем, пока нас пригласят к ужину. — Все думают, что однажды я сделаю превосходную партию.

— Ваше высочество наверняка пользуется большим успехом, — говорю я, хотя втайне уверена, что она преувеличивает.

— Ах, это все так досадно! — заявляет она. — Я не хочу выходить замуж и всю жизнь прислуживать мужчине. Я бы хотела быть сама себе госпожой. И мне не улыбается из года в год рожать детей. Это меня пугает.

Это что-то новенькое, если не сказать больше.

— Но наш долг выходить замуж и приносить наследников нашим мужьям, — говорю я.

— Долг! Екатерина Арагонская исполняла свой долг и рожала всех этих мертвых детей и под конец за все свои страдания получила развод. Джейн Сеймур умерла, исполняя свой долг. А Екатерина Говард… — Осекшись, она закусывает губу. Она, без сомнения, вспоминает и о своей матери. — Ладно. Когда придет время, я дам всем понять, что хочу жить и умереть девственницей.

Обернувшись, она пронзает меня взглядом.

— Вы ведь думаете, что это невозможно, кузина? Что ж, позвольте мне вам кое-что рассказать. В этом мире есть способы делать вид, что вы подчиняетесь планам других людей, пока вы на самом деле сидите тихо и тянете время. А затем время уже ушло, и вы вольны поступать так, как вам вздумается.