Муссон - Уилбур Смит (1999)

Никто, даже сам Эболи, не знал, сколько ему лет. А истории, которые он рассказывал, зачаровывали даже сильнее, чем рассказы Большого Дэниела. Он говорил о гигантах и пигмеях; о лесах, наполненных невероятными зверями; об огромных обезьянах, которые способны разорвать человека пополам, как будто он какой-нибудь кузнечик; о существах с шеями настолько длинными, что они могут объедать листья с верхушек самых высоких деревьев; о пустынях, где алмазы величиной с яблоко блестят на солнце, как вода, и о горах из чистого золота…

– Когда-нибудь я отправлюсь туда, – пылко повторял Том, дослушав до конца очередную волшебную историю. – Ты поедешь со мной, Эболи?

– Да, Клебе. Однажды мы отправимся туда вместе, – обещал Эболи.

Но пока что карета подпрыгивала и поскрипывала на неровной дороге, расплескивая грязные лужи, и Том сидел между двумя мужчинами, пытаясь скрыть волнение и нетерпение.

Когда они добрались до перекрестка перед Плимутом, увидели висевший на виселице скелет в цепях, все еще одетый в жилет, бриджи и сапоги.

– В воскресенье будет месяц, как он тут висит.

Большой Дэниел приподнял шляпу-треуголку, приветствуя ухмылявшийся череп казненного разбойника, с которого вороны ободрали уже почти всю плоть.

– Бог в помощь, Джон Уоркинг! Замолви там за меня словечко перед Старым Ником!

Вместо того чтобы катить к Плимуту, Эболи повернул лошадей на широкую, хорошо укатанную дорогу, что шла на восток, к Саутгемптону и Лондону.

Лондон был величайшим городом в мире. Пять дней спустя, когда путники находились еще в двадцати милях от него, они увидели на горизонте дым. Смог висел в воздухе, смешиваясь с облаками, как огромная коричневатая завеса над полем какого-нибудь сражения. Дорога бежала теперь вдоль берега Темзы, широкой и шумной, кипящей бесконечными процессиями маленьких суденышек, баржей, лихтеров и небольших грузовых лодок, нагруженных до отказа древесиной и строительным камнем, мешками пшеницы и мычащим скотом, ящиками, тюками и бочками – всем, чем торговала нация. Речное движение становилось все более интенсивным по мере того, как они приближались к Пулу, участку Темзы ниже Лондонского моста, – там стояли на якоре большие корабли; и теперь Хэл со спутниками уже проезжали мимо первых домов, окруженных открытыми полями и садами.

Они уже чувствовали запах этого города, а дым сомкнулся над их головами, закрыв солнце. Каждая труба изрыгала смог, усиливавший сумрак. Запах города стал сильнее. Пахло всем сразу – увядшей зеленью и новой одеждой в тюках, испорченным мясом и еще непонятно чем, пахло людьми и лошадьми, крысами и курами, воняло горящим углем и открытыми сточными канавами. Речная вода стала мутно-коричневой, а дорогу заполнили телеги и кареты, повозки и коляски. Открытые поля уступили место бесконечным зданиям, каменным и кирпичным; их крыши прижимались друг к другу, а улицы стали настолько узкими, что на них не могли разъехаться две кареты. Реку почти скрыли склады, выстроившиеся вдоль берега.

Эболи направлял карету через эту мешанину, весело обмениваясь шутками и ругательствами с другими возницами.

Том, сидевший рядом с ним, просто не успевал впитать все это. Его взгляд метался из стороны в сторону, голова вертелась на плечах, и он непрерывно болтал, как взволнованная белка.

Хэл Кортни уступил наконец мольбам Дориана и позволил ему вскарабкаться наверх, в кучерскую кабинку, где мальчик добавил к болтовне и смеху Тома свои восторженные восклицания.

Наконец они переехали через реку по подобному горе каменному мосту, такому массивному, что речные волны ударялись о его опоры и кружились в водоворотах.

По всему мосту стояли будки, из которых торговцы визгливо предлагали проезжавшим свои товары.

– Свежие лобстеры, просто чудо! Живые устрицы и моллюски!

– Эль! Сладкий и крепкий! Выпейте на пенни! Убойное питье на два пенса!