Конец света: первые итоги - Фредерик Бегбедер (2013)

Номер 20. Жан-Жак Шуль. Розовая пыльца (1972)

Меня давно мучил вопрос: как Жан-Жак Шуль писал «Розовую пыльцу». Мы с ним регулярно встречались в кафе «Варен» или у него дома, так как жили по соседству, в Седьмом округе, но я так никогда и не осмелился спросить, как он это делал: быстро, или медленно, или под мухой, или в поездке, или потом и кровью на протяжении десяти лет. Потом настал день, когда я решил поверить ему на слово, вспомнив его предисловие к «Розовой пыльце»: «Хотелось бы мне когда-нибудь достичь тусклой и плоской отстраненности, характерной для каталогов Французской оружейно-мотоциклетной мануфактуры в Сент-Этьене, коммерческой фирмы по продаже инструментов, учебника по общей остеологии господ Мюллера, Аллгевера и Вилленегера или витрины магазина ритуальных принадлежностей Борниоля (у них очень красивые трафареты). Но пока мне до этого далеко, я переписываю рулоны телексов с результатами скачек, „France-Soir“ (все выпуски), слова известных английских песен, диалоги из знаменитых старых фильмов, фармацевтические проспекты, модную рекламу — обрывки текстов, в которые время вписывается украдкой и куда успешнее, чем в любые книги. Все остальное, к сожалению, мое… наверное».

«Розовая пыльца» — один из самых странных текстов, написанных в ХХ веке. Он оказал подспудное влияние на огромное число писателей и почти определил поколение, которое можно назвать «предпанковским». Конечно, изначально «Розовая пыльца» — это вид пудры фирмы «Герлен», но вместе с тем это и поп-культурный и снобский коллаж, в 1972 году опубликованный издательством «Gallimard» в поэтической серии «Путь». Жан-Жак Шуль, друг режиссеров Эсташа и Фасcбиндера, представил в нем свой андеграундный пантеон, от танцующей твист Зузу до денди Франкенштейна. Сборник получился одновременно герметичным и роскошным, гламурным и экспериментальным. Читателю вовсе не обязательно все понимать; поэзия ведь может производить и такое впечатление, заставляя почувствовать себя кем-то вроде соглядатая; ты заворожен, ты даже возбужден, хотя сам не способен сказать почему. Этот фиолетовый томик листаешь завороженно и возбужденно, словно ты — деревенский пентюх, которого не пустили в «Кастель», куда у тебя на глазах только что прошли «Rolling Stones» в полном составе, а швейцар по имени Жан-Жак Шуль объявляет тебе: «Прости, самый заменимый из всех живых существ, но эта книга — закрытая вечеринка». В интервью, данном в 2002 году, Шуль, объясняя свой замысел, сказал, вторя Флоберу: «Я хотел создать литературный объект, не основанный ни на чем. Нечто вроде гибрида: Раймон Руссель плюс „France-Soir“». Я сейчас заметил, что в моем «топ-100» довольно много «обрубков». Должно быть, мне нравятся незаконченные произведения, всякие пазлы, все, что не завершено, оборвано на полуслове (псевдодневник Кобейна, «Распродажа» Франка, «Шикарный молодой человек» Пакадиса и многое другое). Странно, что не вспомнился Берроуз… Впрочем, я несправедлив и к тому же ленив, приходится признать эту грустную истину.