Стервятники - Уилбур Смит (1997)

Катинка снова провела по его голове губами, и ее пальцы скользнули с плеч губернатора на грудь. Расстегнув камзол, она просунула под него руки, взяла его мощные обвисшие груди и принялась мять их, как комки мягкого сдобного теста.

— Ты славная маленькая женушка, — сказал он. — Я хотел бы показать, как я тебя люблю. Чего тебе не хватает? Драгоценностей? Домашнего любимца? Нового раба? Скажи своему старому Петрусу.

— У меня есть небольшой каприз, — застенчиво и скромно ответила она. — В темнице сидит один человек…

— Один из пиратов? — попробовал он догадаться.

— Нет, раб по имени Альтуда.

— А, да. Я о нем знаю. Мятежник и беглец! На следующей неделе я им займусь. У меня в столе уже лежит смертный приговор, его надо только подписать. Передать его Неторопливому Джону? Хочешь посмотреть? Да? Хочешь позабавиться? Ну как я могу тебе отказать?

Она опустила руки ниже и начала развязывать панталоны. Он расставил ноги и удобно откинулся, чтобы облегчить ей задачу.

— Я хочу, чтобы ты помиловал Альтуду, — прошептала она ему на ухо.

Губернатор распрямился.

— Ты с ума сошла!

— Фу, грубиян!

Катинка надула губы.

— Но он беглец. Он и его банда убили двадцать наших солдат, которые пытались их схватить. Я не могу его освободить.

— Это я понимаю. Но я хочу, чтобы ты сохранил ему жизнь. Можешь поставить его на работу на стенах замка.

— Не могу! — Он покачал головой. — Даже для тебя.

Катинка вышла из-за кресла и склонилась перед ним. Пальцы ее снова заработали над завязками панталон. Он попытался сесть, но она толкнула его на спинку и просунула руки.

«Да будут свидетелями все святые, как мне трудно справиться с этим старым содомитом. Да у него мягкий и белый, как невзошедшее тесто», — думала она, гладя его член.

— Даже ради твоей любящей жены? — прошептала она, глядя полными слез фиалковыми глазами и думая при этом: «Вот так-то лучше. Увядшая лилия начинает подниматься».

— Я хочу сказать, это будет очень трудно.

Губернатор оказался в затруднительном положении.

— Я понимаю, — прошептала она. — Но мне так же трудно было написать письмо отцу. Мне не хотелось бы сжигать его.

Она встала и подняла юбки, как будто собиралась перелезть через изгородь. Ниже пояса она была обнажена, и у губернатора глаза выпучились, как у трески, которую вытащили из воды. Он попытался сесть и схватить ее.

«Нет, больше ты на мне лежать не будешь, кусок жирной свинины, — думала Катинка, нежно ему улыбаясь. — В последний раз ты едва не задавил меня насмерть».

Она оседлала его, как садилась верхом на кобылу.

— О Боже, как ты силен! — воскликнула она, вводя его в себя. Единственное удовольствие, какое она при этом получала, давала ей мысль о Сакине, прислушивающейся за дверью. Катинка закрыла глаза и представила себе стройные ноги Сакины и сокровище, которое лежит между ними. Эта мысль воспламенила ее; она знала, что муж почувствует ее возбуждение и решит, что он — его причина.

— Катинка! — Он булькал, словно тонул. — Я люблю тебя.

— А помилование? — спросила она.

— Не могу.

— Тогда и я не могу, — сказала она и приподнялась у него на коленях.

Она с трудом удерживалась от смеха, глядя, как раздуваются его щеки и еще больше выпучиваются глаза. Он дергался и извивался под ней, тщетно пронзая воздух.

— Пожалуйста! — взмолился он. — Пожалуйста!

— Помилование?

Она дразняще нависала над ним.

— Да, — всхлипнул он. — Все, что хочешь. Я сделаю все, что ты хочешь.

— Я люблю тебя, муж мой, — прошептала она ему на ухо и опустилась, как птица на гнездо.

Она помнила, что в последний раз он продержался, пока она считала до ста. «Попробую заставить его кончить к пятидесяти».

И она принялась раскачиваться, чтобы улучшить свое прежнее достижение.

Мансеер открыл дверь камеры Альтуды и проревел: