– Эта цыпочка, с которой ты видел меня недавно… Черт, она продинамила меня, – сказал он.

Тим рассмеялся.

– Расскажи что-нибудь поновее.

– Ты сегодня вечером зависаешь в «Подвале»?

– Не сегодня. – Тим кивнул в ее сторону. – Это Кики, – сказал он.

Кики подняла ладонь и помахала ему.

– Привет, – сказала она.

– Тяжело тебе ужинать с такой шевелюрой, девушка, – сказал Уолли, и она поняла, что это комплимент.

– Спасибо.

– Все в порядке, босс, – сказал Уолли Тиму. – Увидимся позже.

Они смотрели вслед уходящему Уолли, тот взмахнул рукой, словно подбрасывая невидимый баскетбольный мяч.

– Ты всех знаешь в Чапел-Хилле?

Тим засмеялся.

– Я давно живу здесь. – Он взял сэндвич с тарелки. – Тебе придется немного поболтать, пока я расправлюсь с этой штукой, – сказал он. – Расскажи о своей матери. Ты была близка с ней?

Он был настоящим социальным работником. Он не стыдился задавать такие вопросы.

– Хорошо. – Она поковыряла вилкой с другой стороны пирога и восхитилась шахматной доской, которая у нее получилась. – Моя мать была удивительной женщиной, – сказала она. – Она знала, что умрет, и изо всех сил старалась подготовить меня к этому, хотя на самом деле к этому никогда нельзя подготовиться. Полагаю, тебе все об этом известно.

Продолжая жевать, он кивнул, и его лицо помрачнело.

– Сначала мама ужасно злилась, – сказала Кики, вспоминая, как мать кричала на нее за малейший проступок. – Потом она погрузилась в состояние… знаешь, что-то между злостью и депрессией. А потом стала очень спокойной.

– ОГТДП, – сказал Тим.

– ОГТДП?

– Пять стадий печали. Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие[7].

– Круто, да, так оно и было, – сказала она. – Хотя как понимать торг? – уточнила Кики.

– Это вроде соглашения с Богом. – Он вытер губы салфеткой. – Господи, если ты смилуешься и мне станет лучше, я больше никогда не сделаю ничего плохого.

– Не знаю, просила ли она об этом, – сказала Кики. Ей было больно представить свою мать пытающейся выторговать себе спасение от неизбежного. – Я просила. – Она рассмеялась, вспомнив об этом. – Я всегда обещала Богу быть послушной девочкой, если мама выздоровеет.

– Думаю, ты, вероятно, и была послушной девочкой. – Голос Тима звучал нежно.

Она посмотрела на свой несъеденный пирог.

– Я до самого конца ждала, что ее спасет чудо. Знаешь, что она делала? – Она не могла поверить, что сейчас расскажет ему об этом. – Перед смертью она писала мне письма, – произнесла Кики. – Их около шестидесяти. Каждое из них она запечатала в отдельный конверт, написав на нем, когда я должна его открыть. Первое я должна была открыть в день ее похорон, а потом по одному в каждый свой день рождения, было несколько писем, приходившихся на случайные даты, думаю, на те годы, когда, как ей казалось, мне может понадобиться ее совет. Например, когда мне исполнилось шестнадцать лет, там был конверт с надписью «Шестнадцатилетие», потом было еще одно письмо «Шестнадцать лет и пять дней», и еще «Шестнадцать лет и два месяца», и так далее.

Тим проглотил последний кусок своего сэндвича и с удивлением покачал головой.

– Необыкновенная женщина, – проговорил он. – Сколько ей было лет?

– Двадцать девять.

– Черт! Не знаю, хватило ли бы мне сил, окажись я на ее месте.

Кики было приятно услышать его слова.

– Значит, у тебя остались еще десятки неоткрытых писем от матери? – спросил он.