Ложь без спасения - Шарлотта Линк (2009)

– О боже, мама! – Надин встала. Она сильно похудела за последние недели и знала, что выглядит ужасно хрупкой. Да еще эта ночь стоила ей последних сил. Она была полна отчаяния и безысходности. – Мама, не трави мне душу. Ты никогда раньше не спрашивала об этом, почему вдруг теперь?

– Никогда раньше не спрашивала? Я всегда хотела знать, как у тебя дела. Я всегда интересовалась. Не думаю, что ты можешь упрекнуть меня…

У Надин разболелась голова. Ее мать нельзя было назвать неинтеллигентной или нечуткой, но она никогда не поймет свою несостоятельность в жизненных проблемах собственной дочери.

– Мама, я ни в чем не хочу тебя упрекать, – сказала Надин. – Но твои вопросы о моем самочувствии ограничиваются обычным «ну, как дела?». На что я отвечала обычным «хорошо» или «нормально». И ты никогда особо не допытывалась, как я живу на самом деле.

Теперь Мария казалась несколько ошеломленной.

– Но ты всегда казалась счастливой!

Надин горько улыбнулась.

– Счастливой! Ты знаешь, что всю свою жизнь, сколько я себя помню, я ничего не желала больше, чем продать Ле-Боссе. Эту яму, в которую ты заперлась и которая стала тюрьмой и для меня. И насколько я сумела продвинуться? До Ле-Люкета в Ла-Сьота! Чертовски далеко, не правда ли? До идиотской кухни с еще более идиотской печью для пиццы. Думаешь, об этом я мечтала все эти годы в нашей пропасти?

– Но Анри… – снова начала Мария слабым голосом.

Ее дочь опустилась обратно на стул.

– Оставь меня с Анри в покое, – потребовала она. – Ради бога, оставь нас в покое!

А потом сделала то, что обычно делала ее мать: опустила голову на руки и заплакала. С Надин этого практически никогда не случалось. Но на этот раз она так горько всхлипывала, словно разъедавшая ее внутри боль не оставила от нее ничего, кроме бесконечного моря слез.

4

Лаура вернулась с пробежки в начале восьмого. Приготовив себе чай, она захватила чашку с собой в ванную, где долго принимала душ, а потом просушила феном волосы, старательно накрасилась и под конец даже покрыла лаком ногти на ногах. Женщина и сама не знала, почему в это воскресное утро так тщательно приводила себя в порядок, – обычно по воскресеньям она закрывала глаза на мелкие погрешности в своем внешнем виде и до вечера оставалась в спортивных штанах и футболке. Но на этот раз происходило что-то особенное. Лаура чувствовала себя необыкновенно слабой и искала хоть что-то, за что могла бы крепко держаться. Ей хотелось выглядеть опрятной, чтобы вообще хоть что-то выглядело как положено. Ее мир пошатнулся: в прошедший вечер она впервые отправилась спать, не поговорив с Петером.

И за всю ночь не спала ни одной минуты.

Лауре стало ясно, насколько она зависела от определенных ритуалов, насколько она зависела от него, от этого брака. Все ее душевное равновесие основывалось на том, все ли у них с Петером было в порядке, и в зависимости от этого ее настроение поднималось или падало. Ей не удавалось переключиться и ввести в игру другие приоритеты, чтобы добиться равновесия. Существовал только Петер. Только он один решал вопрос, была она в гармонии с собой или нет.

Лаура пожарила на кухне яичницу, которую затем выбросила в мусор, так как от одной только мысли о еде ей стало плохо.

В половине десятого от Петера все еще не было звонка.

«Это ненормально», – тихо сказала себе она.

Наверху заворковала в своей комнате Софи. Когда мать поднялась к девочке, та стояла в своей детской кроватке с решеткой и протягивала ей обе ручонки. Софи была просто до смешного похожа на своего отца. Она унаследовала его широко расставленные серо-зеленые глаза, его прямой нос и широкую, сияющую улыбку. Лаура не находила в своем ребенке ничего своего. «Если б я не была настолько уверена, что я мать…» – шутливо говорила она иногда.