Вторая мировая война - Энтони Бивор (2013)

Немцы во второй половине августа начали контрнаступление против войск Конева, продвигающиеся на харьковском направлении. Но на этот раз Красную Армию не удалось захватить врасплох, и немцы получили отпор. 23 августа Харьков был взят после ожесточенного сопротивления оперативной группы Kempf, переименованной к тому времени в Восьмую армию. Гитлер приказал держать Харьков до последнего: он боялся, что сдача города окончательно деморализует союзников Германии. Он был потрясен развитием событий на Сицилии и справедливо опасался, что румыны и венгры могут пересмотреть свои союзнические обязательства. По иронии судьбы, все происходящее было следствием поражения в Курской операции, которую Гитлер задумал именно для того, чтобы укрепить веру своих союзников в непобедимость Германии.

Германская армия вновь понесла тяжелые потери в живой силе. В целом ряде дивизий из оставшихся в строю можно было едва набрать один полк. Но победа Красной Армии досталась ей еще более дорогой ценой. Результатом выбранной Жуковым тактики тарана во время Белгородско-Харьковского наступления стали более четверти миллиона убитых и раненых. Эта цифра даже превысила число убитых и раненых на Курской дуге – 177 тыс. – но еще выше были потери советских войск в ходе проведения операции «Кутузов» по взятию Орла – 430 тыс. человек. В целом за каждый уничтоженный немецкий танк Красная Армия заплатила потерей пяти своих машин. Однако теперь у немцев не было другого выбора, кроме как отойти на линию Днепра и начать отводить оставшиеся силы с плацдарма на Таманском полуострове. Гитлеру пришлось навеки похоронить все еще теплившуюся у него надежду на захват кавказских нефтепромыслов.

Мощь и боевой опыт Красной Армии неизмеримо возросли, но она все еще не избавилась от присущих ей недостатков. Василий Гроссман беседовал с генерал-майором Глебом Баклановым, командиром 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Бакланов рассказал ему, что «бойцы теперь сражаются разумно, без неистовства. Они воспринимают сражение как работу». Но он с горечью говорил о том, как небрежно готовят наступление в штабе, как полковые командиры не удосуживаются проверить детали наступления или просто дают ложные сведения о положении своих подразделений. Бакланов также считал, что командир, орущий своим бойцам «Вперед! Вперед!», либо глуп, либо желает выслужиться перед начальством, а в результате проливается слишком много солдатской крови.

После поражений под Курском и Харьковом в германской армии стало нарастать недовольство. Нацистские партийные бонзы проявляли нервозность и озлобленность. Вернувшись к старой идее о необходимости позаимствовать у Красной Армии институт политработников, они снова стали настаивать на том, чтобы армейские офицеры выполняли функции комиссаров. Едва ли такие меры, будь они проведены в жизнь, улучшили бы действия немецкого командования на Восточном фронте и планирование Курской операции. Безусловно, неоднократные переносы Гитлером начала операции, которые он объяснял необходимостью обеспечить войска новыми «пантерами», повлияли на масштабы поражения, но остаются серьезные сомнения по поводу того, что наступление было бы успешным, начнись оно в мае, а не в июне.

Фронтовые командиры отмечали, что солдаты хотят знать правду об общем положении Германии, а офицеры не решаются давать им прямой ответ. «Немецкий солдат 1943 г. – это совсем не то же самое, что немецкий солдат 1939 г., – писал генерал-полковник Отто Велер, командующий Восьмой армией, после потери Харькова. – Немецкий солдат уже давно осознал, насколько жесткими и серьезными будут последствия этой войны для нашей нации. Он ненавидит штампы и приукрашивание реальности, он хочет знать факты и хочет, чтобы эти факты излагались понятным языком. Он инстинктивно отвергает все, что похоже на пропаганду». Манштейн, главнокомандующий Группой армий «Юг», полностью разделял это мнение.