Вторая мировая война - Энтони Бивор (2013)

«События развиваются так быстро, – как отмечал один обер-ефрейтор, оказавшийся в наспех сколоченной из остатков разных соединений части, – что уже нельзя говорить о каком-либо целостном фронте. – И продолжал. – Могу только сообщить тебе, что сейчас мы недалеко от Восточной Пруссии, а затем, наверное, настанет худшее». В самой Восточной Пруссии местное население со все нарастающим ужасом смотрело на забитые отступающими войсками дороги. Женщина, жившая у восточной границы, видела проходившие мимо ее крыльца «колонны солдат и беженцев из Тильзита, который сильно бомбили». Налеты советских бомбардировщиков заставляли горожан искать убежища в подвалах и заколачивать досками выбитые окна. Фабрики и заводы практически остановились, потому что на работу выходили лишь немногие женщины. Передвигаться на расстояния свыше 100 км было запрещено. Гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох не хотел, чтобы население бежало на запад, так как это было бы «пораженчеством».

Наступление Конева быстро развивалось и за Люблином был обнаружен концлагерь Майданек. Гроссман в это время уже двигался с генералом Чуйковым, чья сталинградская армия, теперь 8-я гвардейская, взяла город. Главной заботой Чуйкова было не пропустить наступление на Берлин, что для него было так же важно, как Рим для генерала Марка Кларка. «Это абсолютно логично и здраво, – рассуждал Чуйков. – Ты только представь: сталинградцы наступают на Берлин!» Гроссман, который возмущался тщеславием командующих, был и сам очень недоволен тем, что не его, а Константина Симонова направили освещать тему Майданека. Тогда он поехал на север, в Треблинку, которую только что обнаружили.

Симонов с большой группой иностранных корреспондентов был направлен в Майданек Главполитуправлением Красной Армии, чтобы засвидетельствовать преступления нацистов. Позиция Сталина: «Не нужно разделять мертвых», – была понятна. Когда речь шла о страданиях, не стоит упоминать о евреях как особой категории. Жертвы Майданека – в первую очередь советские и польские граждане. Ганс Франк, глава созданного нацистами генерал-губернаторства, пришел в ужас, когда подробности о массовом уничтожении людей в Майданеке появились в иностранной прессе. Быстрота советского наступления застала СС врасплох, не позволив уничтожить изобличающие улики. Впервые до Франка и других дошло, что по окончании войны их ждет петля.

В Треблинке у СС было чуть больше времени. 23 июля, когда уже была слышна артиллерия Конева, комендант Треблинки получил приказ ликвидировать оставшихся в живых узников. Эсэсовцам и украинским охранникам лагеря выдали шнапс, после чего они приступили к расстрелам немногих еще оставшихся в живых заключенных, которые входили в различные рабочие команды. Макс Левит, плотник из Варшавы, остался единственным уцелевшим в этой бойне. Раненый первым залпом, он упал и был накрыт упавшими на него телами. Ему удалось уползти в лес, откуда он прислушивался к беспорядочной стрельбе. «Сталин отомстит за нас!» – выкрикивала группа русских юношей перед расстрелом.

Незадолго до того, как началась операция «Багратион», в результате которой были полностью разгромлены немецкие войска в Белоруссии, Гитлер перебросил II танковый корпус СС с Восточного фронта в Нормандию. В состав корпуса входили две дивизии: 9-я танковая дивизия СС Hohenstaufen («Гогенштауфен») и 10-я танковая дивизия СС Frundsberg («Фрундсберг»). Перехваты Ultra предупредили командование союзников в Нормандии, что эти дивизии уже находятся в пути. Эйзенхауэр кипел от нетерпения, потому что следующее наступление Монтгомери на Кан и Виллер-Бокаж задерживалось в подготовке до 26 июня. Вряд ли это происходило по вине Монтгомери, потому что сосредоточению сил для операции «Эпсом» мешал сильный шторм. Монтгомери намеревался еще раз нанести удар западнее Кана и таким образом, обойдя город, взять его в кольцо.