Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи - Батист Болье (2013)

– Последний клиент ушел от меня совсем недавно, в два часа дня.

Тут я, малое неразумное дитя, ляпнул нечто невообразимое:

– Значит, вы как бы проститутка.

Словно можно быть как бы мясником или как бы водопроводчиком.

– Нет-нет, не как бы, а просто шлюха!

Женщины – существа загадочные. Произнося эти слова, она была великолепна и ничуточки не вульгарна. Даже Фанни Ардан – сигарета с мундштуком и красная помада – не так элегантна. Она произнесла “шлюха”, как будто пела “Аве Мария” или читала “Завтра, на рассвете”[10] по-итальянски.

Я побагровел, она ликовала:

– Мне столько лет, никому и в голову не приходит. А между тем, как говорит моя приятельница Клодиа, которая еще старше меня, “если шлюха – старейшая в мире профессия, только представь себе, какова должна быть старая шлюха!”.

Мне ужасно захотелось ее обнять прямо здесь и сейчас, но с учетом того, в каком мире мы живем, такой жест показался бы странным и двусмысленным. Я выписал ей рецепт и надавал всяческих советов относительно заболеваний, передающихся половым путем.

Я, двадцатисемилетний пацан, читал лекцию о ЗППП женщине шестидесяти шести лет, которая могла бы рассказать о них больше и красочнее, чем целая куча венерологов под кайфом. Она царственно удалилась. Как Фанни Ардан – сигарета с мундштуком, карминная помада на губах.

Да, почти как Фанни Ардан.

Около 19 часов,

внизу, бокс 2

Месье Холмс пришел в отделение скорой помощи, потому что ему было больно делать “вот так”.

“Вот так” – это если правой рукой изо всех сил размахивать в разные стороны.

– А когда вы не делаете “вот так”, вам не больно?

– Нет.

– Зачем вы тогда так делаете?

– Я размахиваю рукой и вызываю боль. Знаю, что будет больно, но меня так и тянет…

Поразительная логика: он то и дело размахивает рукой, как другие трогают кончиком языка язвочку во рту.

– Почему вы не обратились к своему лечащему врачу?

– Не хочу беспокоить его, может, это несерьезно.

Конечно, Шерлок, потому что у меня перед носом ты можешь сколько угодно трясти рукой, безнаказанно отнимая драгоценное время.

Снова поразительная логика.

Я с безнадежным видом посмотрел ему прямо в глаза:

– Могу сказать вам вполне определенно: у вас ничего нет!

И в ответ услышал вздох облегчения:

– Вот видите! Я правильно сделал, что не пошел к лечащему врачу. Отнял бы у него время попусту.

Как я хотел бы стать для этого Холмса профессором Мориарти.

Картинка: водопад.

Слово: жестокость.

Я мог бы многое ему сказать, но очень устал. И произнес только: “До свидания, месье”.

19 часов,

внизу, бокс 4

На этой работе настроение меняется сто тысяч раз в день. Это выматывает. Входя в четвертый бокс, я испытывал желание кого-нибудь зверски убить или совершить ритуал жертвоприношения. Однако меня ожидала очаровательная неразлучная пара – дедушка Рама и бабушка Сита.

Он упал, надевая носки. Брижит привела их ко мне, объяснив:

– Это наш интерн, он отнесется к вам очень внимательно, а вы за это расскажете ему свою историю. Она такая красивая, а он обожает красивые истории.

Бабушка заговорила:

– Ну так вот, он надевал тапочки, но они ему велики, и он поскользнулся…

– Нет! – воскликнула Брижит. – Не эту историю. Другую, старую, про то, как вы встретились!

– А, эту! Мы впервые увидели другу друга на Рождество, мне тогда было двадцать три года. Снова встретились на Новый год, и он попросил меня выйти за него замуж. Я сказала “да”. Мы совсем не пили. Зато много танцевали… С тех пор прошло шестьдесят четыре года…

Она нежно смотрела на него, словно ему было двадцать и он снова собирался пригласить ее танцевать.

Я рассмеялся и спросил:

– Вы сожалеете?

Она улыбнулась:

– Поздно…

Потом добавила: