Навсегда в моем сердце - Бертрис Смолл (1985)

Робин улыбнулся ему вслед, отметив, что раньше Алекс делился с ним всеми своими победами на любовном поприще. В те далекие времена друзья друга от друга ничего не скрывали, но это было до его женитьбы на Элисон де Гренвилл. Элисон, глупая, глупая Элисон. Он никогда ее не любил, хотя и окружал заботой. Робин вообще еще ни разу не влюблялся – вплоть до сегодняшнего вечера, когда увидел красавицу Эйнджел Кристман. Они обменялись с девушкой всего парой слов, даже не танцевали, но он понял сразу – вернее, не он сам, а его сердце, – что это его половинка. Когда-то он поклялся себе больше никогда не жениться, но теперь дела обстояли так, что приверженность этой клятве пошатнулась.

Мать когда-то попыталась объяснить ему, что такое настоящая любовь, даже спросила, не желает ли Робин расторгнуть помолвку, заключенную с де Гренвиллами, когда он был совсем ребенком, однако он не допустил такого позора для девушки. Он все равно рано или поздно должен жениться, а Элисон казалась ему довольно славной, к тому же он знал ее всю свою жизнь.

«Но ты же не любишь ее! – сокрушалась мать, а Робин лишь улыбался с превосходством, присущим юным глупцам. Со стороны могло показаться, что его мать Скай О’Малли всегда жила в любви, но кому, как не Робину знать, что, прежде чем обрести счастье, ей пришлось много страдать. Молодой человек часто задавался вопросом, стоит ли любовь боли, и в итоге решил, что страдать из-за нее не станет. Ему не хотелось напрягаться, переживать, менять ритм спокойной жизни, но он вдруг понял, что госпожа Эйнджел Кристман все изменит. Робин не собирался возвращаться ко двору: размеренная жизнь в Девоне с детьми была предпочтительнее. Брак с Элисон заставил его удалиться из круга придворных ее величества, а смерть позволила и вовсе не возвращаться ко двору. Но теперь все изменилось: его манили назад восхитительные голубые глаза, копна белокурых локонов и улыбка, способная растопить лед, в который превратилось его сердце. Обязанности хозяина торжества не позволили ему уделить госпоже Кристман должное внимание, и, чтобы исправить это, он намеревался вернуться к двору, но прежде всего необходимо расспросить об этой девушке лорда Хандстона, канцлера ее величества, знавшего все и про всех.

Кузен королевы Генри Кэри, лорд Хандстон, был немало удивлен, когда на следующее после устроенного в ее честь праздника утро получил письмо от графа Линмута с просьбой разузнать все о воспитаннице ее величества Эйнджел Кристман. Англия оказалась перед лицом самой страшной угрозы нападения со времен норманнов. Все, за что боролась сама Елизавета Тюдор, а также Англия, подвергалось смертельной опасности, а лорда Саутвуда интересовала какая-то девчонка. Ох уж эти охочие до наслаждений придворные! – подумал лорд Хандстон, но потом, вспомнив, от кого исходила просьба, постарался взглянуть на дело с другой точки зрения. Роберт Саутвуд слыл серьезным джентльменом, глубоко и искренне оплакивал свою покойную жену, и то, что королевская воспитанница привлекла внимание столь благородного и богатого джентльмена, было уже само по себе необычно.

Лорд Хандстон с энтузиазмом взялся за дело и был разочарован тем, что обнаружил. Семнадцатилетняя Эйнджел Кристман, внучка двух ничем не примечательных баронов из северо-западных графств и дочь их младших сына и дочери, была отдана на попечение королевы собственным отцом, который убил мать девочки после обнаружения факта ее измены. У девушки не было ни приданого, ни влиятельных родственников, чьей поддержкой она могла бы заручиться, а значит, и никаких перспектив. Лорд Хандстон узнал лишь, что девушка невероятно красива, и это могло бы сослужить ей неплохую службу, если бы она оказалась к тому же умной. Никаких свидетельств о наличии – или отсутствии – у нее ума Хандстон не нашел, равно как и каких-либо сплетен относительно ее романов. Судя по всему, госпожа Кристман близко общалась лишь с Бесс Трокмортон и Велвет де Мариско.