Соглядатай - Ларс Кеплер (2014)

Когда Эрик впервые увидел Роки Чюрклунда, на его лице краснели шрамы после аварии, рука была в гипсе, а волосы на голове едва начали отрастать после операций. Роки был рослым громогласным мужчиной. Почти двухметровый, широкоплечий, с огромными руками и мощной шеей.

Иногда он ни с того ни с сего терял сознание – падал со стула, переворачивал хлипкий столик со стаканом воды и графином и ударялся плечами о пол. А иногда эпилептическая активность была почти незаметной. Роки просто становился слегка подавленным, а потом не мог вспомнить, о чем они говорили.

У Эрика наладился контакт с его подопечным. Пастор, без сомнения, обладал харизмой. Создавалось впечатление, что речи его идут прямо из сердца.

Эрик полистал свой журнал, в котором делал короткие заметки во время беседы. Можно было последовательно проследить за темой и содержанием каждого разговора.

Роки не отрицал убийства, но и не признавался в нем. Он говорил, что вообще не помнит Ребекку Ханссон, и не мог объяснить, как отпечатки его пальцев оказались в ее доме, почему у него на ботинках ее кровь.

В лучшем случае Роки очерчивал островки воспоминаний, пытаясь припомнить что-нибудь еще.

Однажды он рассказал, что у них с Ребеккой был прерванный половой акт в ризнице. Он помнил подробности, вроде жесткого ворсистого ковра, на котором они лежали. Старый подарок от молодых женщин сельского прихода. У Ребекки были месячные, и после нее осталось пятно крови, как после девушки, сказал он.

Во время следующего разговора он уже не помнил об этом.

Заключение экспертов гласило: преступление совершено под влиянием серьезного психического расстройства. Группа сочла, что Роки Чюрклунд страдает от тяжелейшего нарциссического расстройства личности с параноидальными составляющими.

Эрик пролистнул обведенную в кружок запись: «Проститутки + наркомания» в своем журнале, потом наткнулся на заметки о лекарственных препаратах.

Конечно, ему не следовало выносить суждение о виновности Чюрклунда, но со временем Эрик уверился в том, что Роки виновен и его психическое расстройство служит фактором огромного риска – он и дальше будет совершать жуткие преступления.

Во время одного из последних разговоров наедине, когда Роки рассказывал о праздновании окончания школы в украшенной зелеными ветвями церкви, он вдруг поднял на Эрика глаза и сказал, что не убивал Ребекку Ханссон.

– Я сейчас все вспомнил. У меня алиби на весь вечер, – сказал он.

Роки написал имя «Оливия» и адрес и отдал бумажку Эрику. Они продолжили беседу, Роки говорил обрывочно, замолчал, посмотрел на Эрика, после чего с ним приключился серьезный эпилептический припадок. После него Роки ничего не помнил, не узнавал Эрика, только шептал, что ему позарез нужен героин, что он готов убить ребенка, лишь бы получить тридцать граммов медицинского диацетилморфина в запечатанном флаконе.

Эрик никогда не воспринимал всерьез заявление Роки об алиби. В лучшем случае это была ложь, в худшем – Роки подкупил или запугал кого-то, вынудив этого человека свидетельствовать в его пользу.

Эрик выбросил бумажку с именем, и суд приговорил Роки Чюрклунда к заключению в судебно-психиатрической клинике с особыми предписаниями насчет отпуска за пределы больницы.

Девять лет назад в Брумме была убита женщина, и это убийство очень напоминало убийство Ребекки Ханссон, подумал Эрик, закрывая картонную папку с пометкой «Роки».

Агрессия и ярость, направленные на лицо, шею и грудь.

Впрочем, подобные убийства не уникальны. Речь тут может идти о бешеной ревности бывшего мужа или агрессии, отягченной приемом рогипнола и анаболических стероидов, об убийстве чести или о ярости сутенера, который карает сбежавшую проститутку в назидание прочим.

Эти случаи явно связывало лишь положение рук жертвы: Сусанну Керн оставили на месте убийства с прижатой к уху рукой – так же, как Ребекку Ханссон нашли на полу с рукой на горле.