Новые страхи - Джош Малерман, Кристофер Голден, А. К. Бенедикт, Адам Нэвилл, Брайан Кин, Брайан Лили, Брэйди Голден, Конрад Уильямс, Кэрол Джонстоун, Кэтрин Птейсек, Мюриэл Грей, Нина Аллан, Рэмси Кэмпбелл, Сара Лотц, Стивен Галлахер, Стивен Лауз, Чез Бренчли, Элисон Литлвуд, Энджела Слэттер (2017)

Он вошел в мою жизнь более чем на тридцать лет, и все же, если суммировать все то время, которое мы провели друг с другом, едва ли наберется два выходных дня, даже меньше.

– Ты вовсе не должна соглашаться, Изабель, – сказал Бен. – Но если чувствуешь, что выдержишь, я буду тебе признателен. Я не был там, понимаешь, с прошлой зимы. Стало слишком тяжело.

Я испытала прилив самодовольной благодарности: выходило, что дело было не только во мне.

– Зачем она хочет себя там похоронить? – сказала жена Бена, Роуз, когда Бек объявила, что уезжает из Лондона, будет снимать коттедж на побережье в северном Девоне. Неплохой вопрос, хотя ответ казался более очевидным, чем я допускала в то время. По моему опыту, с людьми после разрыва происходит одно из двух: либо трахаются до самозабвения, либо запираются в глуши, делая вид, что нашли себя.

Выйдя на платформу железнодорожной станции Эксетер – Сент-Дэвидс, я не могла избавиться от мысли, что последний раз ехала к Бек года четыре назад, или, по крайней мере, так я себе говорила, хотя на самом деле ближе к семи. Я нашла Хартленд на карте, он не показался мне таким уж изолированным. В стране такого размера, как Англия, нет места, которое было бы сильно удалено от любого другого места, по крайней мере все так думают, отчего кажется тем более невероятным, что дорога в Хартленд занимает пять часов: сначала на скоростном поезде до Эксетера, затем на местном до Барнстейпл и потом на автобусе вдоль побережья до Хартленда. Последний отрезок пути, казалось, не закончится никогда. Барнстейпл странное место – наполовину исторический порт, наполовину промышленная зона, и от этого пейзаж кажется только более странным. Я и не подозревала о существовании пустынного шоссе, тянувшегося по плоскому кочковатому побережью, мимо фермерских домов, ветровых электрогенераторов и изредка попадавшихся развалин сараев.

Наконец показалась и сама деревня, это одно из тех мест, которые вы посещали во время каникул в школьные годы: остановка автобуса, круглосуточно работающий магазин, кафе с полосатым навесом, церковь и лавчонка, где туристы покупают подарки и сувениры. В кафе теперь есть машина, готовящая капучино, от этого вы одновременно испытываете и грусть, и облегчение.

Выйдя из автобуса, я почувствовала разлуку с Лондоном так, будто от почти зажившей раны оторвали грязный кусок пластыря и выкинули.

Коттедж, в котором жила Бек, стоял в дальнем конце грязного переулка. Внутри все производило впечатление сознательной реконструкции типичного интерьера 1960-х годов, включая виниловые обои и гарнитур из трех дутых кресел оранжевого цвета. Дровяная печь, чудовищная плита фирмы «Рейберн», дававшая также горячую воду.

– Владельцы сказали, что можно все переделать здесь по своему вкусу, – радостно сообщила мне Бек, только она так ничего и не переделала, просто бросила свои вещи и забыла о ремонте. То же было и с квартирой в Фулхаме.

Лучше всего в этом коттедже было его положение – окна выходили на поля, вдалеке за деревьями виднелось море. Заросший сад позади дома, грязный бетонированный двор, за ним непроходимые заросли ежевики и купыря. Возле дома сарай-пристройка, крыша которого почти столь же водонепроницаема и который Бек использовала как студию. Обогревался сарай его огромным серо-коричневым нагревателем, который, запасая тепло, работал по ночам, когда электроэнергия дешевле, и выглядел так, будто его изготовили в день победы над Германией. Убрать его отсюда значило разобрать часть сарая, и сразу становилось ясно, почему никто до сих пор не предпринимал таких попыток. Балки сарая образовывали дуги у нас над головами, как обнаженные шпангоуты опрокинутого струга викингов.