Правда о Салли Джонс - Якоб Вегелиус (2014)

Был тихий и приятный вечер. Солнце медленно садилось за горизонт, в вечерней дымке над водой плясала мошкара. Я привязала свою койку между мачтой и вантами, легла и стала смотреть на стрижей, метавшихся высоко в небе. Старшой сидел на палубе и вязал сплесни на новых швартовых для спасательной шлюпки. Когда стемнело, он отложил работу и тоже притащил свою койку.

Шум водопада усыплял. Я еще лежала с открытыми глазами, а Старшой уже вовсю храпел в своей койке.

~

Не знаю, который был час, когда я проснулась. На черном небе мерцали звезды. Через секунду я поняла, что меня разбудило.

Это был звук – в лесу позади заброшенного дома что-то потрескивало. Вскоре далеко за деревьями я увидела мелькающий свет.

Я вылезла из койки и прокралась к Старшому. Он сразу проснулся, стоило мне слегка потрясти его за плечо. Моряк на борту никогда не спит глубоким сном.

Я указала на лес. Свет между деревьями стал ярче, судя по всему, кто-то шарил с фонарем по кустам.

Не прошло и минуты, как мимо дома проехала запряженная лошадью телега и выкатилась на ухабистую лужайку перед пристанью. На козлах сидело трое мужчин, еще один ехал следом за телегой верхом на собственной лошади. Все четверо были одеты как крестьяне, в потертые куртки, цигейковые жилетки и фетровые шляпы с широкими полями.

Всадник спешился, потянулся и сошел на пристань. У него была короткая черная борода, поблескивающая серебром в лунном свете. Старшой перелез через релинг и спрыгнул к нему на пристань.

– Ну слава богу! – воскликнул бородач и загоготал. – Вы добрались! Не иначе, вас охранял сам святой Николай! Монфорте я. Можете звать меня папа Монфорте. Так зовут меня друзья!

Он протянул Старшому огроменную пятерню.

– Мои люди хотят поскорее вернуться домой, в свою деревню, – продолжил папа Монфорте, когда они пожали друг другу руки. – Так что лучше нам сразу погрузить ящики на ваш бот. Вы не возражаете?

Мужчины, сидевшие на козлах, уже соскочили на землю и начали развязывать веревки, которыми был перевязан груз.

– Да нет. Можно и погрузить… – ответил Старшой.

– Вот и славно! – засмеялся папа Монфорте и дружески похлопал Старшого по плечу. – Тогда за дело!

Старшой снова забрался на борт. Мы зажгли две керосиновые лампы, открыли грузовые трюмы и стали готовить паровую лебедку. Старшой трудился молча и сосредоточенно. Он был очень задумчив.

– Не нравится мне все это, – шепнул он, когда мы уже приготовились выдвинуть грузовую стрелу. – Зачем грузить изразцы среди ночи? Да еще в такой глуши?

Я кивнула. Странно, очень странно.

Папа Монфорте и его работники ждали возле телеги. В свете фонаря я разглядела, что они следят за Старшим мрачными, пристальными взглядами. Такой взгляд бывает у солдат и бандитов, никак не у крестьян.

Старшой почесал подбородок – так он делает всегда, когда собирается принять решение. Потом взял фонарь и спустился на берег. Я протянула руку, пытаясь остановить его. Но было поздно.

– Все готово? – услышала я голос папы Монфорте.

– Готово, – ответил Старшой. – Но сперва я хочу заглянуть в ящики.

Лица папы Монфорте было не разглядеть. Он снова загоготал. Почти как раньше, только не так сердечно.

– Как это понимать? – спросил он.

– Хочу посмотреть, что в ящиках.

– Вы же и так это знаете, друг мой. В ящиках – азулежу.

По спине Старшого я видела, как он напряжен.

– Изразцы – вещь хрупкая, – ответил он. – Я должен убедиться, что плитка цела. Вдруг что-то побилось в дороге, а мне потом отвечать. Не хочу оказаться крайним.

– Не волнуйтесь, гарантирую вам – все цело, – сказал папа Монфорте. Его голос звучал приглушенно, но жестко. – Начинаем грузить.

Старшой поставил фонарь на землю и сунул руки в карманы.

– Нет, – уперся он. – Так не пойдет. Я должен знать, какой груз я беру на борт.