Последний пир - Джонатан Гримвуд (2013)

Сегодня все это не про меня. Бремя истории представляется мне огромным водяным валом, который захлестнет берег независимо от того, стою я на нем или нет. На пороге смерти я наконец понял то, что никак не мог понять раньше — вернее, не позволял себе понимать. История неумолима. С ней не поспоришь. И я спорить не стану. В мире, который сегодня погибает, было место и красоте, и злу. Так же будет и с миром, который сейчас рождается. И если моя жизнь — хотя бы часть цены, которую надо за это заплатить, я прожил ее не зря. Пусть даже это совсем малая часть.

Со двора до нас долетают крики: значит, внешние ворота не выдержали, и санкюлоты уже проникли внутрь. Ворота замка заперты и заколочены, ставни тоже, и на какое-то время их должно хватить. Я рад, что Виржини не видит этого, что Манон уехала и сыну ничего не грозит. Элен… надеюсь, она хоть немного опечалится из-за моей смерти. Я уже не успею извиниться перед ней за Жоржа и рассказать, как на самом деле умерла ее мать; к тому же кое о чем родители не должны говорить детям, даже ради самооправдания. «Все было куда сложнее, чем ты думаешь. На один и тот же факт могут быть разные точки зрения. Я сделал все, что мог…» Если повезет, в свое время она пожалеет отца. А если нет, вряд ли моя душа об этом узнает.

На смертном одре поздно взывать к Господу и надеяться на спасение. Но если он все-таки существует и я каким-то чудом попаду в рай, пусть Виржини тоже будет там — хотя ее и хоронить-то на освященной земле, вместе со старшим сыном, было нельзя. Надеюсь, на небесах она счастлива и хоть немного обрадуется нашей встрече — все же когда-то мы были близкими друзьями. Я точно буду рад ее повидать. А однажды ко мне придет и Манон. Не то чтобы я в это верю, нет. Уж я-то знаю, кто мы на самом деле, — навоз для жуков. Однако надеяться мне никто не запретит.

Взяв со стола миску, я наливаю в нее воду из кувшина и ставлю на пол перед Тигрис. Она смотрит на меня белесыми глазами, и я, вздохнув, подношу миску к самому ее рту. Она начинает лакать и брызгать водой мне на манжеты.

— Умница, — говорю я. — Хорошая девочка.

Уверен, животные понимают слова — или различают интонации, или мы извещаем о своих намерениях каким-то иным способом. Тигрис кладет тяжелую голову на лапы и погружается в молчание. Она голодна — как и я. На кухне давно нет ничего съедобного, а в амбар я выбраться не рискну. Мы оба не ели уже сутки. Я бы не отказался от последнего ужина: сел бы один в столовой и поставил перед собой тарелку с гербом д’Ому, расписанную носорогами и тиграми, какими их представлял китайский художник. Лишь самое изысканное вино способно подчеркнуть вкус самого изысканного блюда — поистине необыкновенного кушанья. Я так смело признаюсь в этом лишь потому, что не верю в Бога и рай. Мне всегда хотелось отведать человечины. Из того, что я пробовал, ближе всего была та странная обезьянка, подаренная Шарлотом. Говорят, на вкус мы напоминаем свинину — не вижу в том ничего удивительного. Для простых смертных все, что не похоже на курятину, говядину или баранину, напоминает свинину.