Чаша и крест - Нэнси Бильо (2013)

— Жена барона умерла в начале года, Джоанна. Я думала, вы об этом знаете.

— Нет… Но я очень сочувствую утрате барона, — смутилась я. — А эта его свояченица, она кто?

— Ее зовут Констанция, она жена Годфри Поула.

— А почему не приедет сам Годфри?

Гертруда сверкнула на меня глазами, потом снова уставилась в котел с айвовым джемом и пояснила:

— Потому что он сейчас в Тауэре.

От одного только слова «Тауэр» у меня задрожали коленки. Кухня была наполнена паром, здесь было очень жарко. Но, вспомнив месяцы, проведенные в камере со стенами настолько толстыми, что даже пушечные ядра им нипочем, я похолодела.

— А за что его туда посадили?

— Кажется, ведется расследование, и Годфри допрашивают насчет его брата, Реджинальда Поула. Тот сейчас в Риме, где сочиняет против короля какие-то воззвания, в которых осуждается развод Генриха с королевой Екатериной и разрыв его с Церковью. Мы все, разумеется, от Реджинальда отреклись. — Гертруда заработала ложкой быстрее. — Но люди короля хотят получить более надежные доказательства нашей верности короне.

— И давно уже Годфри в Тауэре?

— Все эти вопросы, Джоанна, надо задавать моему мужу: в конце концов, это он, а не я, устраивает обед.

Теперь не могло быть и речи о том, чтобы поделиться с маркизой своими страхами, связанными с большой залой. Я молча ретировалась, оставив Гертруду наедине с кипящим котлом.

В тот день до самого вечера все, за что бы я ни бралась, — будь то вышивание или чтение — буквально валилось у меня из рук. Если кто обращался ко мне с вопросом, я долго не могла понять, о чем речь. Ночью мне опять не спалось: я зажгла свечу и долго читала, но так и не смогла успокоиться. Прежде я и понятия не имела, что малейшее подозрение Генриха по отношению к людям, в жилах которых течет королевская кровь, к любому, кто теоретически мог бы претендовать на трон, — прямая дорожка в тюремную камеру. Эх, напрасно я поддалась на уговоры Генри, не надо было оставаться здесь больше ни минуты. До званого обеда было еще целых четыре дня, но мне почему-то уже казалось, что все связанное с этим несчастным обедом таит в себе немалую угрозу.

Внезапно с улицы послышалось лошадиное ржание. Была уже глубокая ночь, но который именно час, я не знала. По булыжнику мостовой застучали копыта. Снова раздалось ржание. Я подошла к темному окну.

По Саффолк-лейн двигались четыре лошади с всадниками. Одна из них вела себя беспокойно. Горел лишь единственный факел, закрепленный на стене перед входом в особняк, но мне было достаточно света, чтобы узнать темно-рыжие волосы обернувшегося всадника: это был Джозеф. Его брат-близнец Джеймс ехал на серой лошади. Присмотревшись, я вздрогнула: на двух других лошадях сидели женщины. Джозеф наконец смирил своего коня, и Джеймс подал всем знак ехать дальше. Я старалась рассмотреть женщин: кто они такие? Явно не высокопоставленные дамы, это было видно по серой блеклой одежде. Лица их скрывались в тени капюшонов. Может быть, служанки? Интересно, что бы сказали супруги Кортни, если бы узнали, что близнецы, их верные слуги, поздно ночью, когда добрых людей на каждом углу подстерегают опасности, отправились куда-то верхом да еще прихватили с собой женщин?

Четверо всадников направлялись в сторону, противоположную Темзе. Внезапно женщина, ехавшая в кавалькаде предпоследней, натянула поводья, подняла руку и поправила капюшон. Свет факела заплясал по ее фигуре. Какие, однако, тонкие и длинные пальцы у этой служанки. И тут до меня вдруг дошло: я узнала и эту руку, и это быстрое изящное движение. Обычно эти пальцы были украшены золотыми перстнями… но только не нынче ночью.

Это была Гертруда Кортни.

14