Падение Рима - Феликс Дан (1876)

Наступил назначенный день. Все уже готово было к бегству. Вдруг в полдень во двор дворца явилась огромная толпа готов с громкими криками торжества. Слышались угрозы, лязг оружия. Королева, префект и Кассиодор были в зале. Крики все приближались, вслед за тем раздался топот ног по лестнице, и в залу, оттолкнув стражу, ворвались три герцога Балты – Тулун, Ибба и Питца, а за ними Гильдебранд, Витихис, Тейя и еще какой-то человек громадного роста с темными волосами, которого префект не знал. Переступив порог залы, герцог Тулун обернулся назад и, повелительно махнув рукой, обратился к толпе, следовавшей за ними: – Обождите там, готы. Мы от вашего имени переговорим с королевой, и если она не согласится на наши условия, тогда мы позовем вас, – и вы уже знаете, что тогда надо делать.

Толпа с криками радости отступила и рассеялась по коридорам и комнатам дворца. Тогда герцог Тулун подошел к Амаласвинте.

– Дочь Теодориха, – начал он. – Твой сын призвал нас, но мы уже не застали его в живых. А ты, конечно, не особенно рада видеть нас.

– А если это знаете, – высокомерно сказала Амаласвинта, – то как же вы осмелились явиться нам на глаза, да еще ворваться сюда почти силой?

– Нужда заставила, благородная женщина. Нужда заставляет иногда поступать еще хуже. Мы принесли тебе требования нашего народа, которые ты должна исполнить.

– Что за язык! Да знаешь ли ты, кто стоит перед тобой, герцог Тулун?

– Дочь Амалангов, которую мы уважаем, даже когда она заблуждается и готовится совершить преступление.

– Мятежники! – вскричала Амаласвинта, величественно поднимаясь с трона. – Перед тобою твоя королева!

Тулун усмехнулся:

– Об этом, Амаласвинта, лучше молчи. Видишь ли, король Теодорих назначил тебя опекуншей твоего сына, – это было против права, но мы, готы, не противоречили ему. Он пожелал сделать этого мальчика своим наследником, – это не было разумно. Но мы и народ готов, мы уважаем кровь Амалунгов и признали это желание короля, который был некогда мудр. Но никогда не желал Теодорих, и никогда не согласились бы и мы, чтобы после того мальчика нами управляла женщина, чтобы прялка властвовала над мечом.

– Так вы отказываетесь признать меня своей королевой? – спросила Амаласвинта.

– Нет, не отказываемся, – ответил Тулун, – пока еще не отказываемся. Я сказал это только потому, что ты ссылаешься на свое право. А между тем ты этого права не имеешь и должна это знать. И вот, так как мы уважаем благородство твоей крови, и так как если бы в настоящее время мы лишили тебя короны, то в государстве могло бы произойти опасное разъединение, – то я предложу тебе условия, на которых ты можешь сохранить корону.

Амаласвинта страдала невыразимо, даже слезы выступили на ее глазах. Но она тотчас подавила их. С каким удовольствием предала бы она палачу эту гордую голову, осмелившуюся так говорить с нею. Но она была бессильна и должна была молча терпеть. Она только опустилась в изнеможении на трон.

– Соглашайся на все! – быстро шепнул ей Цетег. – Сегодня ночью приедет Помпоний.

– Говори, – сказал Кассиодор, – но пощади женщину, варвар.

– Э, – засмеялся Питца: – да ведь она сама не хочет, чтобы к ней относились, как к женщине: она ведь – наш король!

– Оставь, брат, – остановил его Тулун, – в ней такая же благородная кровь, как и в нас.

И затем, обращаясь к Амаласвинте, начал:

– Во-первых, ты удалишь от себя префекта Рима, – он враг готов. Его место займет граф Витихис.

– Согласна! – вскричал сам префект, вместо королевы.

– Во-вторых, ты объявишь, что ни одно твое распоряжение, с которым не согласится граф Витихис, не будет иметь силы. Ни один новый закон не может быть издан без согласия народного собрания.

Регентша с гневом хотела возразить, но Цетег удержал ее:

– Сегодня ночью будет Помпоний, – прошептал он ей и затем крикнул: – Согласна!