Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон (2002)

Но этого не произошло. Киу находился под надёжным покровительством, словно колдун наложил на него защитное заклинание, и это было очевидно буквально всем. Император собственноручно казнил сорок наложниц, яростными взмахами меча разрубая их пополам или лишая головы – одним ударом или пронзая их снова и снова, пока ступени восстановленного после пожара зала Великой Гармонии не окрасились их кровью. А Киу, невредимый, стоял чуть в стороне. Одна наложница, стоя обнажённой перед собравшимися, даже обратила в его сторону свой бессловесный крик, а затем прокляла императора, глядя ему прямо в лицо:

– Ты сам виноват, ты слишком стар, твой ян пропал, даже евнухи делают это лучше тебя!

А потом – вжик, и её голова покатилась в лужу крови, как принесённая в жертву. Столько загубленной красоты! И всё же никто не прикасался к Киу; император не смел взглянуть на него, и чёрный юноша наблюдал за происходившим с блеском в глазах, наслаждаясь хаосом и тем, как презирают его за это чиновники. Придворным некуда было податься, они буквально ели друг друга поедом. И всё же ни у кого из них не хватило смелости донести на странного чёрного евнуха.

Последняя встреча Болда и Киу произошла накануне похода на запад против татар под предводительством Аргутая, в котором Болд сопровождал императора. Гиблая затея: татары были стремительны, а император нездоров. Ничего путного из этого не вышло бы. Наступит зима, и они вернутся всего через несколько месяцев. Поэтому Болд удивился, когда Киу зашёл в конюшню попрощаться.

Он словно видел перед собой незнакомца. Но тот вдруг схватил Болда за руку, ласково и серьёзно, как принц, обращающийся к доверенному старому слуге.

– Тебе никогда не хочется вернуться домой? – спросил он.

– Домой, – повторил Болд.

– Разве твоя семья не там?

– Я не знаю. Много лет прошло. Они наверняка считают меня погибшим. Они могут быть где угодно.

– Не «где угодно». Ты мог бы их найти.

– Возможно, – он с любопытством посмотрел на Киу. – А почему ты спрашиваешь?

Киу сначала не ответил. Он всё сжимал руку Болда.

– Ты слышал историю о евнухе Чао Као, который стал причиной падения династии Цин? – спросил он наконец.

– Нет. Не может быть, чтобы ты всё ещё помышлял об этом.

Киу улыбнулся.

– Нет.

Он вынул из рукава маленькую резную фигурку из чёрного железного дерева – половинку тигра, с полосками, вырезанными на гладкой поверхности. На срезе посередине фигурки был паз – опознавательный знак, подобный тем, которыми чиновники удостоверяют свою личность в переписке со столицей из провинции.

– Возьми это с собой в поход. Вторую половину я оставлю себе. На удачу. Мы ещё встретимся.

Болд, испугавшись, взял амулет. Тот показался ему похожим на нафс Киу, но, конечно же, нафс нельзя было просто передать другому человеку.

– Мы непременно встретимся вновь. Хотя бы в будущих жизнях, как ты мне всегда говорил. Молитвы за умерших подскажут им, как вести себя в бардо, верно?

– Верно.

– Мне пора.

И, поцеловав Болда в щёку, Киу скрылся в ночи.

Поход по завоеванию татар, как и ожидалось, с треском провалился, и одной дождливой ночью император Юнлэ скончался. Болд не смыкал глаз до самого рассвета, раздувая мехами огонь, в котором офицеры плавили все имевшиеся у них оловянные кружки, чтобы сделать гроб и отвезти тело императора обратно в Пекин. Всю обратную дорогу не прекращая шёл дождь – небо проливало слёзы. Только когда они добрались до Пекина, офицеры оповестили народ о случившемся.

Тело императора пролежало в гробу, в настоящем гробу, сто дней. В течение этого времени запрещалось играть на музыкальных инструментах, справлять свадьбы и проводить религиозные церемонии, и всем храмам страны было приказано отзвонить в колокола тридцать тысяч раз.

На похоронах Болд присоединился к десятитысячной императорской свите.