Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон (2002)

– Я поступила справедливо! – воскликнула Кокила с яростной горечью. – Я взяла правосудие в свои руки, потому что отвернулись все остальные! И сделала бы это снова, – она повернулась к чёрному богу и прикрикнула на него: – Правосудия, чёрт тебя побери!

– Тсс! – вмешалась Бихари. – Дождись своей очереди. Ты же не хочешь вернуться в виде животного.

Кокила метнула в неё взгляд.

– Мы уже животные, не забывай об этом.

Она хлопнула Бихари по руке, и её ладонь прошла прямо сквозь Бихари, что несколько ослабило произведённый эффект. Всё-таки они находились в царстве душ, от этого никуда нельзя было деться.

– Забудь этих богов, – прорычала она. – Нам нужна справедливость! Я устрою революцию прямо в бардо, если будет необходимо!

– Всё по порядку, – отвечала Бихари. – Шаг за шагом. Сначала попытайся просто узнать своё джати и позаботиться о нём. А потом всё остальное.

3. Милость тигра

Тигрица Киа двигалась по слоновой траве, сытая, с нагретой под лучами солнца шерстью. Трава окружала её со всех сторон зелёной стеной. Над головой на ветру колыхались верхушки стеблей, перечёркивая синеву неба. Трава росла гигантскими пучками, и её стебли, расходясь от центра, верхушками клонились к земле. Заросли были густыми, но она пробиралась вперёд, находя узкие щели у основания пучков, переступая через упавшие стебли. Наконец она вышла к краю зарослей, окаймлявших паркоподобный майдан, который ежегодно выжигали, чтобы на земле ничего не росло. Здесь паслись в большом количестве аксисы[10] и другие олени, дикие свиньи и антилопы, такие как нильгау.

Этим утром там щипала траву одинокая самка вапити. Киа могла имитировать голос этого оленя и во время течки делала это просто так, без повода, но теперь она выжидала. Олениха что-то почувствовала и ускакала, но на поляну вышел молодой гаур, бычок тёмно-каштанового цвета в белых носочках. Когда он подошёл ближе, Киа подняла левую лапу, вытянула хвост и слегка качнулась вперёд и назад, ловя равновесие. Затем она вскинула хвост и пересекла парк за несколько двадцатифутовых прыжков, всё время рыча. Она атаковала гаура, сбила его, вцепилась зубами в горло и не отпускала, пока он не умер.

Она поела.

Ба-лу-а!

Знакомый шакал, изгнанный из стаи, который теперь таскался за ней хвостом, показал свою уродливую морду с дальнего конца майдана и снова залаял. Она рыкнула на него, чтобы он уходил, и шакал снова нырнул в траву.

Насытившись, она встала и побрела вниз по склону. Шакал вместе с воронами доедят, что осталось от гаура.

Она спустилась к реке, петлявшей по этим землям. Широкое мелководье было усеяно островками, покрытыми зеленью саровых деревьев и шишама, как миниатюрные джунгли. На некоторых из них в спутанных зарослях кустарника и лиан, под тамарисками, нависающими над тёплым песком у берегов ручья, тигрица свила свои гнёзда. Ступая по гальке, тигрица остановилась у кромки воды и утолила жажду. Она вошла в реку и постояла, ощущая, как течение реки омывает её мех. Вода была чистая и нагретая солнцем. На песке у ручья виднелись следы разных животных, а трава сохранила их запахи: вапити и оленька, шакала и гиены, носорога и гаура, свиньи и ящера. Целая деревня, и никого поблизости. Она перебралась вброд на один из своих островов и улеглась в смятую траву, в тень. Спать. В этом году детёнышей не было, и ещё пару дней можно было не охотиться: Киа широко зевнула в своей постели. Она заснула в тишине, которая в джунглях расходится от тигров волнами.

Кие снилось, что она была смуглой деревенской девочкой. Она дёрнула хвостом, снова ощутив жар костра, совокупление лицом к лицу, удары камней, забивающих ведьму. Она зарычала во сне, обнажая крупные клыки. Страх разбудил её, и она пошевелилась, пытаясь снова заснуть и увидеть другой сон.