Беззаботные годы - Элизабет Джейн Говард (1990)

– Довольно, Лидия. Мы не обсуждаем ноги за столом.

Зато теперь все мы будем думать о них, мысленно откликнулась Полли. На десерт подали крыжовенное пюре со взбитыми сливками, которое Полли не любила, но отказаться постеснялась. Лидия излишней стеснительностью не страдала.

– От него воняет рвотой, – заявила она, – зеленой горячей рвотой.

Няня подхватила ее со стула и унесла из комнаты.

– Ей-богу! – выпалила Луиза, питавшая пристрастие к шекспировской божбе. – Бедняжка Лидия, сейчас ей влетит.

Сверху и впрямь раздались приглушенные вопли.

– Мне что-то не хочется.

– Ничего странного, я тоже его не люблю. Лучше пойдем доделаем наш крем. А ты подлизывалась к няне.

– Ничего подобного! Честно.

Разложив крем и снабдив баночки этикетками, они перенесли их наверх, в комнату Луизы. Потом валялись на лужайке в саду за домом, пока мимо не проехал продавец из Wall’s на трехколесном велосипеде с коробом, набитым фруктовым льдом. Обе взяли по лаймовому и снова разлеглись на траве, болтая о каникулах и о том, чем они займутся, когда вырастут.

– Мама хочет представить меня ко двору.

– Значит, в дебютантки? – Луиза почти не скрывала пренебрежения. – Но ты же хочешь настоящую карьеру?

– А кем мне быть?

– Ты хорошо рисуешь. Могла бы стать художницей.

– Можно сначала быть представленной ко двору, а уж потом и художницей.

– Полли, так не получится, можешь мне поверить. Придется все время танцевать с какими-нибудь болванами, тебе будут постоянно делать предложения, и ты согласишься выйти за кого-нибудь только по доброте душевной. Ты сама знаешь, что совсем не умеешь отказывать.

– Я не выйду за того, кого я не люблю.

– Порой даже этого недостаточно.

Луиза мрачно задумалась о Джоне Гилгуде и о своих нескончаемых мечтах, в которых она спасала ему жизнь настолько отважно и эффектно, что он просто не мог не жениться на ней. Они поселятся в квартире (верх изысканности – в квартире жила только одна знакомая Луизе семья), будут играть лицом к лицу во всех пьесах и ужинать омарами и кофейным мороженым.

– Бедняжка Лу! Ничего, это у тебя пройдет.

Луиза улыбнулась своей особенной, печально-героической и ранимой улыбкой, отработанной перед зеркалом в ванной.

– Вряд ли. Такое не проходит.

– Наверное.

– Вообще-то, – продолжала Луиза, – временами мне это даже нравится. Ну, знаешь, представлять, как все было бы. И думаю я об этом далеко не все время. – Вот это была правда лишь отчасти: порой она не вспоминала о нем несколько дней кряду. «По-моему, я нечестный человек, которому невыносимо быть совсем уж бесчестным», – думала она.