Сестрица - Дженнифер Доннелли (2019)

Когда фургон проехал, оказалось, что Тави сидит, вцепившись обеими руками в деревянную лавку, а руки Изабель дрожат так, что ей пришлось изо всех сил вцепиться в поводья Мартина. Тетушка поджала губы, и ее рот превратился в одну тонкую линию. Никто из троих не сказал ни слова.

Изабель вспомнилась ее книга, «Иллюстрированная история великих военачальников мира». Они с Феликсом подолгу просиживали над ней в детстве, разглядывая большие цветные картинки с изображениями великих битв. Как празднично и весело выглядело все на них, какими могучими и смелыми представали солдаты! Но в страданиях, которые она наблюдала только что, не было ничего веселого. Наоборот, они ошеломили ее, вызвали почти физическую тошноту. Она попыталась представить себе человека, ответственного за все это. Фолькмара. Кажется, люди говорили, что он герцог. Какой он? Носит ли он ордена? Или ленту через плечо? Ездит ли верхом? Есть ли у него меч?

И вдруг Изабель мысленно перенеслась в другое место. Пропала дорога, пропали каменные стены вдоль обочин, пропали кусты роз, ронявшие из-за них лепестки. Навстречу ей летел на боевом коне некто огромный и могущественный. Белый дым стлался вокруг него, скрывая лицо, зато Изабель хорошо видела меч в его руке, огромный и острый, точно бритва. И снова дрожь прошла по ее телу, как уже было сегодня на рынке.

Но тут заговорила Тави, и морок развеялся.

– Куда их везут? – спросила она.

– В военный лагерь за Сен-Мишелем. Я слышала, как о нем говорили в деревне, – ответила Изабель, стряхивая жуткий морок и страх, которые оставило по себе видение.

– Немало таких фургонов я повидала по дороге из Парижа, – сказала Тетушка. – Ах, девочки, боюсь я, что эта война для нас добром не кончится. Наш король молод и неопытен, а Фолькмар коварен и жесток. Войска у него немного, и все равно он на каждом шагу утирает нос королевским солдатам.

Все трое снова умолкли. Мерно топотал Мартин, поскрипывала повозка, гудели насекомые. Вскоре они достигли фермы Ле Бене. Пыльная подъездная дорога вела к каменному дому. На окнах – занавески, полупрозрачные от ветхости, ставни покосились. Перед облупившейся синей дверью копались в пыли куры.

Коровник и сыроварня, тоже каменные, примыкали вплотную к дому. За ними, на обнесенном изгородью выгоне, пасся скот, а еще дальше курчавилась капуста, зеленели картофель, репа и лук, длинными рядами уходя к опушке Дикого Леса.

Лоска выпорхнула из повозки раньше, чем та полностью остановилась. Пока Изабель помогала Тетушке спуститься, а Тави открывала задник повозки, чтобы сгрузить ее сундук, мадам Ле Бене, чьи обноски были такими же ветхими, как ее занавески, а нос облупился от солнца так же, как ее дверь, вышла поприветствовать приехавших – если, конечно, это можно было назвать приветствием.

– Чего надо? – рявкнула она и зыркнула на них так, что, упади ее взгляд на горшок с молоком, оно бы тут же скисло.

– Мы привезли вашу тетушку, мадам, – сказала Изабель, кивая на Тетушку. – Она и ее служанка приехали сюда аж из Парижа.

Мадам Ле Бене сощурилась; ее лицо помрачнело еще больше.

– Нет у меня никаких тетушек, – ответила она.

– Меня зовут мадам Северина, я прихожусь двоюродной бабушкой вашему покойному мужу, – объяснила Тетушка.

– Муж ничего про вас не говорил.

– И неудивительно. Между нашими семьями была вражда, столько крови мы попортили друг другу…

Мадам Ле Бене грубо ее перебила:

– Что, за дуру меня держите? Теперь, когда в Париже жареным запахло, в Сен-Мишель что ни день наезжают всякие попрошайки, притворяются забытыми родственниками, потерянным коленом. А самим только и нужно, что пожить да пожрать на дармовщинку. Нет, мадам, прошу меня простить. Здесь вас никто не ждет. Вы со своей служанкой нас совсем объедите.

«Объедят? Вас? – подумала Изабель. – Вот эта сухонькая старая дама? И ее служанка-заморыш?»