Время и снова время - Бен Элтон (2014)

Изменить маршрут его заставила схема метро. Выглядела она совсем иначе, хотя на ней были все знакомые станции, включая «Кэмден-Таун».

Можно было сделать то, что он делал сотни раз, прибывая на какой-нибудь лондонский вокзал. На метро поехать домой.

На ту же улицу. К тому же дому.

Он знал, что дом еще там. Вернее, уже там.

На Сейнт-Маркс-Кресент в районе Примроуз-Хилл. На улице девятнадцатого века. Тот самый дом, что был куплен во времена недолгого богатства, нажитого в интернете. Дом, где он жил с Кэсси и детьми. Дом этот существовал и в нынешнем новом мире. Ясное дело, это был совсем другой дом. На сто с лишним лет моложе того особняка, что знал Стэнтон, и в нем не было вещей, которых Хью касался и которые любил. Но он был на своем месте. Его дом. Внешне точно такой же, поскольку особняк числился в списке архитектурных памятников.

Вообще-то таким Стэнтон его уже видел. Однажды на развале Кэсси купила эстамп, на котором была изображена их улица примерно в 1910 году. Гравюру, висевшую в их прихожей, выполнили всего четыре года назад.

Ветка «Виктория» еще не существовала, она появится через пятьдесят лет, а линия «Дистрикт» уже была. От вокзала Стэнтон доехал до Чаринг-Кросс и перешел на свою «Северную» ветку, которая сейчас называлась «линия Хэмпстед».

Он отсчитывал станции: «Тоттнем-Корт-роуд», «Гудж-стрит», «Уоррен-стрит», «Юстон». Прикрыл глаза и, отрешившись он непривычного вагонного грохота, сказал себе, что в 2023 году едет домой, где его с нетерпением ждут. Еще неделю назад такая фантазия была бы мучительна, а вот сейчас он не горевал, но наслаждался воспоминанием.

«Морнингтон-Кресент».

«Кэмден-Таун».

Он дома. Его станция. Северный Лондон, родные места. «Кэмден» был его станцией в детстве, «Кэмден» был его станцией, когда он сам стал отцом. Все тот же длинный эскалатор двигался под тем же углом. Стэнтон с закрытыми глазами дошел бы до дома.

По Паркуэй, через железнодорожные пути, к берегу канала.

Перед тем как свернуть на Сейнт-Маркс, Стэнтон остановился и глянул на Риджентс-парк-роуд, уходившую под мост и дальше к церкви. Вот там погибли Кэсси и дети. Или погибнут. Или теперь вовсе не погибнут. Это как посмотреть.

Стэнтон зашагал по Сейнт-Маркс-Кресент, сейчас вымощенной плитами и булыжником. А вот фасады на полумесяцем изгибавшейся улице почти не изменились. Кое-где у домов стояли машины – первые капли грядущей автомобильной волны. Разрешение на парковку пока еще не требовалось.

Минуту-другую Стэнтон разглядывал свой дом. Интересно, там есть дети и любящая жена, поджидающая мужа? Наверняка. Видно, что в доме живет семья. Конечно, есть и слуги, уж двое – точно. В этом бесспорное отличие.

Может, подождать? И пока что съесть припасенное яблоко. Вдруг удастся хоть мельком увидеть далеких предшественников его собственного семейства? Но тут он заметил полисмена, обходившего свой участок. Вот уж здесь перемена разительная: во времени Стэнтона не осталось дружелюбных бобби, их сменил безумолчный вой сирен по ночам. Этот бобби смотрел подозрительно. Немудрено: здоровый мужик с двумя вещмешками. Чего это он топчется перед зажиточным домом?

Не дай бог, полисмен спросит, что у него в мешках, – быть беде. Пора сваливать.

– Прощай, Кэсси, – чуть слышно шепнул Стэнтон. – Прощайте, Тесса и Билл.

И пошел прочь.

19

Вопреки устрашающей репутации наиболее жестокого и опасного европейского шпиона, человек, известный как Апис, организовал, а вернее провалил, организацию самого неуклюжего убийства в истории.

Вывод этот напрашивался снова и снова, когда жарким июнем рокового лета 1914 года Стэнтон, изнывая от мошкары, одиноко бродил по Западным взгорьям, где был устроен его уединенный бивуак, и размышлял о деталях сего события.