Заговор адмирала - Михель Гавен (2013)

– Я думаю, твой отец ни в чем не упрекал тебя. Он слишком любил тебя для этого. Если он кого и винил, то только себя. Но ему выпал выбор, какой достается только великим людям. Выбор между любимой дочерью и самой Францией. Он все сделал правильно. Он сделал то, к чему шел всю жизнь. Но большие свершения требуют ничуть не меньших жертв. И он пожертвовал самым дорогим – твоей привязанностью, твоей любовью к себе. Я думаю, он был уверен, что время примирит вас, только не дождался этого времени.

– Это правда, – согласилась Маренн.

На несколько мгновений снова воцарилось молчание. В спальне стало очень тихо. За окном шумел ветер.

Вдруг в соседней комнате зазвонил телефон. Вальтер, поцеловав Маренн в губы, встал, накинул халат:

– Это наверняка рейхсфюрер.

– Рейхсфюрер бодрствует в такое позднее время, – Маренн даже не спросила, просто недоуменно пожала плечами.

– У него много забот. К тому же пока бодрствует фюрер, он не может покинуть свой пост, никто из нас не может.

– Я знаю, – вздохнула Маренн и поудобнее устроила голову на подушках.

– Спи. Я сейчас, – Шелленберг вышел из спальни.

Было слышно, как он разговаривает по телефону.

– Да, мой рейхсфюрер. Я тоже так думаю, вы правы…Собственно этого мы и ожидали… Яволь.

Он повесил трубку.

– Есть основания полагать, – сказал, снова возвращаясь в комнату, – что Хорти получил наше сообщение по тайным каналам, мы опередили Кальтенбруннера. Завтра граф Эстерхази подтвердит ему всё. И теперь я не знаю, какая сила заставит его отправиться в Клейсхайм на встречу с фюрером. Разве только приступ слабоумия, – Вальтер грустно усмехнулся, – или из ряда вон выходящие обстоятельства. Если Хорти останется в Будапеште, осуществить агрессию, прикрывшись его именем, будет непросто. Нет никакой уверенности, что он смолчит, а тем более станет прикрывать всё это. Даже его молчание несет в себе угрозу. Если же он выступит с воззванием к народу, германские вооруженные силы ждёт серьезный отпор, не обойдется без жертв, а это даст союзникам повод вмешаться, начать бомбардировки Венгрии, например. А в дальнейшем осуществить и высадку. Это большой риск, который Кейтель и Кальтенбруннер не могут не принимать в расчет. Так что Хорти им нужен, очень нужен, живой и здоровый в их руках. Пока. Пока они не захватили страну и не взяли в свои руки все рычаги управления.

– А если адмирал всё-таки поедет в Клейсхайм? – осторожно спросила Маренн.

– Это серьезно осложнит дело, – ответил Вальтер. – Теперь, имея наше предупреждение, он сам отдаст себя в заложники, понимая, к чему всё это приведет. Я даже не могу тебе сказать, какими при этом он может руководствоваться соображениями, разумных поводов я не вижу.

– Он может решить, что, находясь внутри процесса, он как-то повлияет на него, – предположила Маренн, приподнявшись на локте. – Может рассчитывать на убеждение. Нет? Ведь он аристократ, всю жизнь провел в весьма рафинированных условиях при венском дворе. Хотя революция 1918 года и недолгая власть красных наверняка способствовали прозрению, он все-таки до конца не представляет, с кем он имеет дело. Не представляет весь этот цинизм, способность легко расторгнуть достигнутые соглашения, обмануть. Хорти привык жить по принципам. Он может просто заблуждаться. Просто оказаться неподготовленным к тому, что его ждет. Ты не находишь?

– Если он даже и заблуждался раньше, сейчас, получив наше сообщение, он должен всё прояснить для себя, – Вальтер присел на край постели. – А граф Эстерхази, который прибудет в Будапешт завтра, окончательно просветит его на этот счёт. Нет, если, имея на руках такую информацию, Хорти всё-таки решится ехать в Клейсхайм, это будет наивность ягненка, который почему-то верит, что волк не съест его, потому что сыт, а сядет играть с ним в шахматы, к примеру. Волк – хищник, и потому никогда не бывает сытым. Не надо обманываться на этот счет.