Правда. Пехотная баллада - Терри Пратчетт (1999, 2003)

Лицо казначея засветилось теплотой, как у человека, который привык иметь дело с числами и который вдруг увидел, что некое огромное и очень неприятное число буквально на глазах уменьшается до незначительных размеров. В таких обстоятельствах у принципов нет ни единого шанса. А на видимой части лица Хорошагоры появилась жадная ухмылка, как у человека, который только что научился превращать свинец в еще большее количество золота.

– Конечно, такие большие контракты утверждает лично аркканцлер, – промолвил казначей, – но смею тебя уверить: он очень внимательно прислушивается ко всему, что я скажу.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, ваша волшебность, – радостно откликнулся Хорошагора.

– Гм, кстати, – задумчиво произнес казначей, – у вас тут существует такая вещь, как ежегодный банкет?

– Да, определенно, – ответил гном.

– И когда он состоится?

– А когда надо?

«Сд. по всму, вт-вт. бдт. закл. круп. сдлк. с 1 Образ. Учр. Грд.», – написал Вильям, а потом, поскольку был честным человеком, добавил: «Инф. из Дов. Ист.».

Совсем неплохо. Только сегодня утром он разослал письма, а на руках уже важная информация для следующего послания…

…Которое заказчики ожидают получить не раньше через месяц. Однако к тому времени важная информация станет не столь уж важной – есть такое смутное, но вполне определенное ощущение. С другой стороны, если он не донесет эти новости, кто-нибудь обязательно выкажет недовольство. Как в прошлом году с тем дождем из собак, случившимся на улице Паточной Шахты. Ладно бы забыл сообщить, так ведь дождя и вовсе не было!

Можно, конечно, попросить гномов подобрать буквы покрупнее… Но одной сплетни маловато будет.

Проклятье.

Нужно подсуетиться и найти что-нибудь еще. Действуя скорее импульсивно, Вильям подскочил к уже собиравшемуся уходить казначею.

– Э-э, прошу прощения…

Казначей, пребывая в бодром и радостном расположении духа, доброжелательно поднял бровь.

– Гм? – вопросил он. – Господин де Словв, если не ошибаюсь?

– Да, он самый… Я…

– Спасибо за предложение, но Университет располагает собственными записными кадрами, – отмахнулся казначей.

– Э-э… Я просто хотел узнать, что ты думаешь о новой отпечатной машине господина Хорошагоры, – сказал Вильям.

– Зачем?

– Э-э… Ну, я просто хотел бы знать. Чтобы рассказать об этом в своем новостном письме. Понимаешь? Точка зрения ведущего специалиста анк-морпоркского чарологического учреждения и всякое такое.

– О? – Казначей задумался. – Ты имеешь в виду те писульки, которые ты рассылаешь герцогине Щеботанской, герцогу Сто Гелитскому и прочим подобным людям?

– Именно, господин, – подтвердил Вильям. Волшебники были такими снобами.

– Гм… Что ж, пожалуй, ты можешь написать, что, по моему мнению, это шаг в нужном направлении, который… будет приветствован всеми прогрессивно мыслящими людьми и который наконец втащит наш брыкающийся и вопящий город в век Летучей Мыши. – Под орлиным взором казначея Вильям прилежно зафиксировал эти слова в своем блокнотике. – Кстати, мое полное имя – доктор А. А. Круттивертти, доктор математики (седьмой), доктор чарологии, бакалавр оккультизма, магистр кулинарии… Круттивертти через «о».

– Конечно, доктор Круттивертти. Вот только, э-э, век Летучей Мыши уже подходит к концу. Может, ты хочешь, чтобы наш брыкающийся и вопящий город наконец вытащили из века Летучей Мыши?

– Несомненно.

Вильям записал и это. Для него всегда было загадкой, почему кого-то, кто тем временем брыкается и вопит, обязательно нужно тащить. Почему нельзя просто взять за руку и повести?

– Надеюсь, ты пришлешь мне экземпляр своего письма? – осведомился казначей.

– Конечно, доктор Круттивертти.

– Если еще что-нибудь понадобится, спрашивай, не стесняйся.

– Спасибо, доктор. Кстати, насколько мне известно, Незримый Университет всегда выступал против использования наборного шрифта.