Подземка - Харуки Мураками (1997)

Лишь тогда я начал понимать, что произошло нечто серьезное. Неужели это имеет отношение к людям, лежавшим на платформе? Закончив разговор, пошел посмотреть то место, откуда поднялся сам. Дышать трудно, но хочется узнать, что случилось. Смотрю. А там как раз спускается в метро в противогазах отряд особого назначения сил самообороны или кто-то вроде. На носилках вынесли работников станции, почти бездыханных. Изо рта пена, глаза закатились, видны только белки. Один уже ни на что не реагировал. Другой, будто его парализовало, не мог идти прямо и постанывал. К тому времени дорогу перекрыли, и понаехали машины полиции и «скорой помощи».

Я прошелся до станции Юракутё, сел на поезд «Джей-ар», намереваясь на Сибуя пересесть на автобус, идущий до Хироо. Пока шел, становилось все хуже. А сев в поезд, понял, что больше не могу. Почему мне так тяжко? Оказалось, из-за впитавшегося в одежду запаха. Думаю, причиной был именно он. И все же необходимо добраться до Сибуя. Надеялся, что в районе автобусного терминала встречу кого-нибудь из нашей фирмы, поскольку многие ездят на работу на автобусе с Сибуя. Но свались я там, мне уже никто не поможет. Лучше бы меня увезли на «скорой» с Цукидзи. Но тогда еще я считал, что ничего страшного нет. А когда понял, сил самому добраться до больницы не осталось. Оставалось лишь добираться до терминала — хоть ползком.

Вышел на Сибуя, кое-как перебрался через дорогу, потратив, видимо, последние силы. Остановка автобуса до Симбаси. Я сел на асфальт, оперся о перила, вытянул ноги и завалился на бок. Кто еще с утра может так, кроме пьяниц?

Проходящие сторонились меня, обходили мимо. Видели, как я падал, но посчитали меня нетрезвым. На Сибуя это нередко, когда человек гуляет всю ночь.

Наконец-то меня заметила проходившая мимо коллега с работы. Окликнула, но я ответить не могу. Дыхание сперло, голоса нет. Язык не шевелится, будто отнялся, как у налакавшегося мужика. В горле сухо. Мозг шевелится, а слова не выходят. И все, что мне хотелось сказать, она так и не услышала. Мне уже не до объяснений, спас бы кто и на том спасибо, но ровным счетом никто меня не понимает. Тело охватил такой озноб, что еле сдерживался, чтобы не трястись. Но, к счастью, подошел старший коллега[79]. Он, оказывается, случайно ехал в одном поезде со мной и сразу сообразил, что произошло.

Для меня это было везением. Если б не он, никто бы не догадался о важности ситуации. Коллега сразу пошел вызывать неотложку, но машины все оказались на выезде. Пришлось ловить такси. Еще два наших сотрудника помогли ему посадить меня в машину. Все вместе мы поехали в больницу Красного Креста на Хироо. Однако и в машине они обсуждали тот сладковатый запах. Видимо, так сильно газ впитался в одежду.

Первый симптом — тяжко дышать, потом — тело словно оцепенело, трудно открывать глаза. Такое состояние, будто силы покинули весь организм, и хочется прямо там уснуть. Думал, что умру. Тело неподвижно, силы оставили. Но страшно не было. Дышать трудно, но не больно. Просто лежишь и размышляешь: вот, сейчас умру, что же делать? Подумал: пожалуй, так умирают от старческой слабости. Если умирать, то лишь в последний раз взглянув на лицо подруги. В памяти всплывает именно ее лицо, а не лица родителей. Хочу увидеть ее. Жаль, что не могу ей об этом сказать.

Как много прошло времени, пока вас на остановке не заметил коллега?

Я этого не помню. Меня разозлило — как люди, глядя на меня, делают вид, что не видят и проходят мимо. Идиоты! Неужели все такие бессердечные? Хоть бы кто обратился к пострадавшему! Все лишь избегают по принципу: это не мое собачье дело. Был бы на их месте я, непременно окликнул лежащего. Вижу, в электричке человеку становится плохо, спрашиваю, все ли в порядке, не хотите ли присесть. Но в тот момент я болезненно ощутил: нельзя по себе мерить остальных. Каждый поступает по-своему.