Седьмая казнь - Джеймс Роллинс (2016)

– Попробую выяснить новости по своим каналам.

В голове уже зрел план действий. Недавно Пейнтер читал отчет об оценке рисков, составленный Массачусетским технологическим институтом. Там говорилось о роли аэропортов в распространении болезней. В качестве страшного примера отчет приводил пандемию гриппа H1N1, которая в две тысячи девятом году унесла триста тысяч жизней.

– Я… я была недостаточно осторожна. – Сафия нахмурилась.

– Ты сделала что смогла, – поспешил успокоить ее Пейнтер. – Да и вообще, если б ты не отдала предусмотрительное распоряжение немедленно все опечатать, зараженных могло бы быть гораздо больше.

Она едва заметно покачала головой, словно отвергая его поддержку.

– Тогда я действовала лишь по наитию… Но потом события начали развиваться, и у меня вдруг возникло подозрение, зачем Гарольда подвергли мумификации.

Подозрениям Сафии Пейнтер научился доверять давно. Они бывали потрясающе точными.

– Зачем же?

– Чтобы защитить содержимое его головы. Думаю, мумификация должна была превратить Гарольда в контейнер для того неизвестного вещества. Сохранить тело, особенно после смерти. Сделать из него нетленный сосуд для того, что в нем спрятано.

Сосуд, который вскрыли не подумав.

Пейнтер вдруг кое-что вспомнил.

– Ты говорила, что переживаешь по двум причинам. Какова же вторая?

Сафия взглянула на него.

– Полагаю, подобное уже случалось.

17 часов 02 минуты по британскому летнему времени

Лондон, Англия

Сафия дала Пейнтеру время осмыслить услышанное, затем продолжила:

– Узнав о возвращении Гарольда, я подняла все его записи и работы, даже рукописные дневники, которые хранились в музее. Я хотела отыскать в них какую-нибудь подсказку, объяснение. Почему Гарольд исчез, а потом внезапно всплыл? Вдруг мы раньше что-нибудь пропустили?

– Отыскала?

– Возможно… Теперь, задним числом, мне это кажется важным.

– Что именно?

– Для начала поясню тебе кое-что о Гарольде. Он был фигурой колоссальной – и для нашего музея, и для академических кругов в целом. Как археолог, Гарольд обожал оспаривать догмы, особенно в египтологии. Он вызывал ненависть и восхищение в равной степени – за свои сумасбродные гипотезы, за горячность, с которой их отстаивал. Всегда с готовностью выслушивал противоположное мнение, но разбивал в пух и прах любого коллегу, которого подозревал в косности.

Сафия вспомнила эти ожесточенные дебаты, и на губах ее заиграла улыбка. С Гарольдом мало кто мог дискутировать на равных. Разве что его сын, Рори, – вот он смело скрещивал с отцом шпаги. Взгляды Гарольда и Рори часто не совпадали, и они пикировались до глубокой ночи по какому-нибудь историческому или научному поводу. Гарольд краснел как рак, спорил – и не скрывал гордости за сына.

Горе вновь придавило Сафию тяжелым грузом, улыбка увяла.

Потерять обоих…

Стряхнув с себя печаль, она решительно выпрямила спину. Если Рори жив, его надо отыскать. Ради Гарольда. И ради Джейн, которая целых два года упорно не желала мириться с тем, что отец и брат мертвы. Она и училась-то, наверное, так прилежно и так неутомимо именно потому, что хотела их найти.

Пейнтер вернул Сафию к насущному вопросу.

– При чем же здесь эксцентричность профессора Маккейба?

– Да, так вот. – Женщина встряхнулась. – Один аспект египтологии особенно интересовал Гарольда. На этой почве он сталкивался лбами со многими коллегами. Библейское предание об Исходе.

– Исход? Где Моисей вывел евреев из Египта?

Сафия кивнула.

– Большинство археологов считают это предание не более чем мифом – аллегорией, а не историческим событием.

– Профессор Маккейб в большинство не входил?