Палуба представляет собой полный бардак. Веревки висят как попало, одни связаны в узлы, другие смотаны. Повсюду валяются предметы одежды, видимо, выпавшие в суматохе из мешков их владельцев. Деревянный настил все еще мокрый. И все вокруг мокрое. Нужно ходить очень осторожно, чтобы не споткнуться и не поскользнуться.

– Все ценное наверняка в трюмах, – говорит Райден.

– Я знаю.

– Так чего ты ждешь?

Я поднимаю одну бровь:

– Ты собираешься пропустить меня вперед?

– Не хочу, чтобы ты прыгнула на меня сзади.

– Но у меня нет оружия.

– Недавно это тебя не остановило.

Я не могу удержаться от улыбки:

– Я имею в виду, ты хочешь, чтобы я спустилась вниз первой и без оружия?

– Я буду идти сразу за тобой.

– Это не так уж утешает, как тебе кажется.

– Я знаю.

В его карих глазах веселые искорки. Кажется, ему нравятся наши перепалки. А я считаю их частью своей роли. Я – актер. Я играю свою роль. Если я буду слишком замкнутой, он может заподозрить, что я что-то замышляю. Поэтому я оказываю сопротивление, которого он от меня ожидает. А уж удовольствие от этой игры в кошки-мышки – это приятное дополнение. Мне мог попасться гораздо худший следователь. Почему он не капитан «Ночного странника» – этого мне никогда не понять.

– Иди же, Алоса, – говорит он.

Отовсюду капает вода. Сегодня первый день после бури, когда небо прояснилось и дождь прекратился. Внизу темно – это подтверждает, что на борту никого не осталось.

Предусмотрительный Райден взял с собой фонарь. Он зажигает его. И передает мне.

– Веди.

Мы находим кухню, где в шкафах аккуратно расставлены солонина, вода в бочках, сухари, соленые овощи и другая морская провизия. Все это, без сомнения, перенесут на борт «Ночного странника».

Мы проходим мимо спальных кают. Кое-где отсутствуют одеяла. Запах гораздо лучше, чем на нашем корабле. Почему бы людям Драксена не уделить немного больше внимания личной гигиене? В самом деле, это всем пошло бы на пользу.

Мы уже почти вышли, как вдруг свет фонаря выхватывает какой-то предмет на полу.

Этим предметом оказывается меч. Приятно знать, что он тут лежит. Если бы только я могла схватить его так, чтобы Райден не заметил! Но это невозможно. Спрятать меч гораздо труднее, чем кинжал.

Больше на корабле нет ничего интересного. По крайней мере пока не видно ничего интересного. Может быть, мы обыскали еще не все тайники и закоулки. Но вполне возможно, что команда забрала с собой все ценное. Знаю из собственного опыта: во время бедствия первое, о чем думаешь, – это сокровища и как их унести. Мысль о друзьях и команде приходит второй, если вообще приходит.

– Кажется, все чисто, – говорит Райден. – Я посмотрю получше. А ты, будь добра, сходи и позови команду.

– О, конечно, я сейчас же пойду и позову команду. Обожаю помогать своим похитителям.

– Не могу же я оставить тебя тут одну. Ты предпочитаешь, чтобы я тащил тебя за собой? Видно, тебе и правда нравится, когда я к тебе пристаю.

Я фыркаю и поднимаюсь по сходням. Трудно бывает раскусить этого парня. Иногда он старается держаться от меня подальше. А через секунду я могу поклясться, что нравлюсь ему. Скорее всего, он просто не дает мне спуску – так же, как и я ему. Эта игра в кошки-мышки бывает забавной. Разумеется, если вы кошка. Приятно ткнуть в лицо противнику своей победой. Ты его одолел. Ты захватил его в плен. Это твое право. Отец говорил: если ты можешь поймать человека и взять его в плен, то его жизнь в твоих руках и ты можешь делать с ним все, что хочешь. Он был убежден: если имеешь власть что-то сделать, ты должен это сделать.

Выйдя на палубу, я машу пиратам, давая понять, что на корабле все чисто.

Поскольку больше мне делать нечего, я возвращаюсь в трюм. Можно пройтись и размяться, прежде чем меня снова запрут в камере. Хотя, конечно, не стану утверждать, что собираюсь сидеть в ней всю ночь.