Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии - Ги Бретон (1965)

17 марта 1839 года обе девочки возвратились в Мадрид, где только что скончался их отец. Стендаль был в отчаянии. Многие месяцы спустя, под впечатлением этой даты он записал на полях одной страницы «Пармской обители»: «17 марта 1839 года. Отъезд Эукении, двор почтово-пассажирской конторы». Чуть ниже можно видеть запись, которую специалисты по криптографии едва расшифровали: «П. и Е. в Оло». Это означает, теперь мы знаем, что Пака и Евгения прибыли в Олорон, откуда будущая императрица Франции отправила писателю очень милое письмо.

Так что имя и инициалы голубоглазой девочки, часто встречавшиеся на полях рукописей Стендаля, свидетельствовали о его нежной и постоянной заботе о ней…

Однажды г-н Бейль, с сердцем, полным любви и, быть может, признательности своей маленькой вдохновительнице, написал совершенно откровенно внизу одной из своих тетрадей: «Я сделал это для Эук…»

Вот так, в свои четырнадцать лет, Евгения Монтихо, рыжеволосая красавица с волнующим взором голубых глаз, помогла, сама того не ведая, одному из величайших романистов всех времен проявить свой гений …

В Мадриде Евгения, у которой было немало чисто мужских склонностей, вела довольно свободную жизнь для девушки своего времени. Рассказывают, что она скакала верхом без седла, плавала брассом и фехтовала, как старый бретер, что невероятно шокировало дам из высшего общества.

Большая фантазерка, увлеченная читательница романов плаща и шпаги, будущая императрица мечтала быть похищенной разбойниками и поучаствовать с ними в каком-нибудь страшном и одновременно чудесном приключении. Иногда она отождествляла себя с героями своих романов вплоть до того, что копировала их поведение. Однажды, когда какой-то английский офицер начал иронизировать над ее манерой ездить верхом, она всадила себе в ладонь перочинный нож…

В шестнадцать лет Евгения превратилась в одну из самых красивых девушек Мадрида. Когда она выезжала верхом на променад в Прадо, все офицеры пожирали ее глазами голодных волков, а иные не могли удержаться от восхищения ее рыжими волосами. Между тем сама она от этих рыжих волос была просто в отчаянии. Они казались ей сущим наказанием, и она подолгу расчесывала их свинцовым гребнем в надежде, что они хоть немного посветлеют. И надо сказать, этот странный способ за несколько месяцев дал желанный результат: Евгения стала блондинкой…

Отныне все для нее переменилось. Она смотрела на мужчин с вызывающей самоуверенностью и мечтала быть похищенной теперь уже только одним разбойником…

Максим Дю Кам, встретившийся с ней в 1842 году, был поражен ее раскрепощенностью. Вот что он пишет:

«Мы были поглощены игрой в маленькие кегли, не помню сейчас, как она называлась, которые надо было повалить каким-то особым образом, как вдруг в комнату вошла девушка с возгласом: „Ох, как накурено!“ Она пожала руку лорду Хоудену, поздоровалась по-испански с Мериме, и так как все мы в приветствии склонились перед ней, она вскочила на бильярдный стол и принялась танцевать качучу. Покачивая бедрами, выгибая грудь, отщелкивая пальцами ритм, приподнимая юбку и тряся опущенной головой с полу прикрытыми веками, она сбрасывала со стола бильярдные шары и смеялась. Лорд Хоуден ущипнул ее за икру; она легонько шлепнула его ладонью по голове, бросилась к двери и исчезла. Это была Евгения-Мария де Гусман, графиня де Теба…»

Эта новая манера держаться встревожила Меримо, и однажды он написал графине де Монтихо: «Я боюсь за Евгению, вокруг которой вьются лихие гусары, без единого су в кармане, зато с неподражаемыми усами и в ослепительных мундирах. И это заставляет меня всей душой желать, чтобы она поскорее была устроена, во всяком случае, раньше, чем начнется первая глава ее романа».

Первая глава романа, которого так опасался Мериме «для своей маленькой Евгении», оказалась весьма скорбной…