Расколотый разум - Элис Лаплант (2011)

– Это паразит. Он не использует фотосинтез, а кормится за счет грибов и деревьев, растущих рядом, предоставляя тяжелую работу остальным. Я всегда чувствовал, что мы с ним чем-то похожи. Даже восхищался им. Это ведь нелегко – вот почему их так немного. Растению нужно найти правильного хозяина, и все условия должны быть точно соблюдены, чтобы оно смогло расцвести. Но когда оно цветет, это действительно впечатляет. – Он выпустил цветок и выпрямился.

– Да, я это понимаю, – сказала я.

– Да? На самом деле понимаешь?

– Да, – повторила я, и слова повисли в тяжелом влажном воздухе между нами, словно обещание. Обет.

Вскоре после этой поездки, мы тайно поженились в суде Эванстона. Мы не позвали никого, звать кого-то для нас было бы как добровольно принять вторжение. Клерк был нашим свидетелем, и мы уложились в пять минут. В целом это было правильное решение. Но в дни, подобные сегодняшнему, когда отсутствие Джеймса для меня подобно ране, я хочу вернуться в тот лес. Почему-то мне кажется, что он остался таким же свежим и густым, как в те времена. Я бы нагнулась и сорвала тот цветок, подарила бы его Джеймсу, когда он вернется. Мрачный подарок.

* * *

Я в офисе Карла Дзиена. Врача. Моего врача, видимо. Худощавый, лысеющий мужчина. Бледный от постоянного сидения в кресле под лампами искусственного света. Благожелательное выражение лица. Кажется, мы друг друга хорошо знаем.

Он рассказывает о бывших студентах. Использует слово «наши». «Наши студенты». Он говорит, что я должна гордиться собой. Я внесла неоценимый вклад в судьбу университета и больницы. Я киваю головой. Я слишком уставшая, чтобы притворяться, у меня была плохая ночь. Ночь на ногах. Взад и вперед, взад и вперед, от ванной до спальни, опять к ванной и обратно. Считая шаги, выбивая жесткий ритм из досок пола. Ходить, пока не заноют ступни.

Но этот кабинет всплывает в моей памяти. Хоть я и не знаю доктора, откуда-то мне знакомы его вещи. Модель человеческого черепа на столе. Кто-то помадой пририсовал ему губу на верхней челюсти и привесил ярлык: Безумная Карлотта. Я узнаю этот череп. И почерк тоже. Он видит, как я смотрю.

– Твои шутки всегда были немного мрачными.

На стене за столом старомодный плакат с горнолыжным курортом, на нем ярко-красными буквами написано «Шамони. Des conditions de neige excellentes, des terrasses ensoleillées, des hors-pistes mythiques». Мужчина и женщина в объемных костюмах времен начала века взлетели на лыжах в воздух над белым холмом, покрытым точками сосен. Причудливый рисунок, не фотография, хотя фотографии здесь тоже есть, висят справа и слева от плаката. Черно-белые. Справа – чумазая девчонка у полуразвалившейся хибары. Слева бесплодная земля, солнце только село за горизонт, и женщина, обнаженная, лежащая на животе и подпирающая руками подбородок. Она смотрит прямо в камеру. Я чувствую отвращение и отворачиваюсь.

Врач смеется и хлопает меня по плечу:

– Ты никогда не разделяла моих взглядов на искусство. Ты считала их вычурными. Энсел Адамс против канала Дискавери. – Я пожимаю плечами. Позволяю его руке задержаться на моем локте, пока он ведет меня к креслу.

– Я собираюсь задать тебе несколько вопросов. Просто постарайся ответить.

Я даже не считаю нужным как-то реагировать.

– Какой сегодня день?

– День-когда-нужно-сходить-ко-врачу.

– Хитрый ответ! А какой месяц?

– Зима.

– А нельзя ли поточнее?

– Март?

– Почти. Конец февраля.

– Что это?

– Карандаш.

– А это?

– Часы.

– Как тебя зовут?

– Ты меня оскорбляешь.

– Как зовут твоих детей?

– Фиона и Марк.

– Как звали твоего мужа?

– Джеймс.

– Где твой муж?

– Умер. Сердечный приступ.

– Что ты об этом помнишь?

– Он был за рулем и не справился с управлением.

– Он погиб в автокатастрофе или от сердечного приступа?