Яд для королевы - Жюльетта Бенцони (2011)

— Может, в Париже с ней и повстречаюсь. А на обратном пути непременно остановлюсь у вас, любезный господин Грелье!

А пока им с Жакменом ничего другого не оставалось, как покинуть постоялый двор «Славный король Генрих». Полчаса спустя они выехали из ворот, и хозяин провожал их, низко кланяясь, сверх меры осчастливленный щедростью виконта. Виконт еще раз пообещал, что в недалеком будущем они снова увидятся. Но теперь Альбан торопился к себе домой, на улицу Ботрей. По дороге он поделился с Жакменом своими планами. А собирался он для начала попросить месье де ла Рейни выделить надежного и опытного человека, который в течение нескольких дней понаблюдал бы за особняком де Фонтенаков. Сен-Жермен как-никак пока еще оставался резиденцией короля, а все, что они узнали о ла Пивардьере, внушало подозрения.

— Ты сам видел этого ла Пивардьера, мой мальчик, и тебе он с первого взгляда не понравился, так вот я хочу знать поподробнее, что делается в этом доме и чем занят молодой человек, которому у меня нет никаких оснований доверять.

В Париже Альбан сразу же отправился в Шатле, чтобы рассказать де ла Рейни о результатах своей поездки. Тот одобрил действия своего помощника и пообещал, что установит самое пристальное наблюдение за особняком де Фонтенаков, о чем его и просил Делаланд. Он будто своими глазами увидел ла Пивардьера, обосновавшегося в семейном особняке де Фонтенаков, и от этой картины ему почему-то стало очень грустно. Почему, он и сам не знал. Может быть, потому что родное гнездо Шарлотты стало гнездом змей? Бедная девочка! Уж лучше бы ей лишиться матери при рождении и остаться сиротой!

Прискакав на улицу Ботрей, Альбан застал мадемуазель Леони за чрезвычайно важным делом — она месила тесто для пирога со сливами. В большом фартуке, по локоть в муке, мадемуазель так энергично шлепала и колотила тесто, словно оно было ее злейшим врагом.

— Я думала, что вы вернетесь сегодня вечером или, самое позднее, завтра утром, — сказала она Альбану. — Ну, что? Какие новости?

— Не слишком хорошие, — ответил он. — В особняке Фонтенаков был пожар, правда, только в одном крыле, — как раз там, где библиотека.

— И все сгорело?

— Нет, не думаю. Паренек, который помогал ремонтировать кабинет, говорил о почерневших книгах и стенах, но не сказал, что сгорело все дотла. Плохо загасили свечу, она упала, и от нее все загорелось.

— Значит, можно надеяться, что книжные шкафы уцелели? Надо бы в этом удостовериться.

— Я бы рад, да не знаю, как это сделать. Ла Пивардьер живет в особняке и присматривает за рабочими. Мадам де Фонтенак уехала. Как вы думаете, куда она могла уехать? В Париж? К своим родственникам?

— К Шамуазо?! Вы шутите? — воскликнула мадемуазель и даже перестала шлепать тесто. — Она давным-давно вычеркнула из памяти всех своих близких, и не только никогда не навещает их, но даже и не упоминает. И если бы она могла вовсе стереть их с лица земли, то непременно сделала бы это, ни на минуту не задумываясь.

— А кто у нее остался?

— Да почти никого. Жив отец, старый, слабоумный подагрик, живет где-то в квартале Марэ со слугами, которые не намного его моложе. Они следят за ним, как за молоком на огне, надеясь растащить все, что только можно, как только он испустит дух с последним приступом кашля.

— А дом в Марэ? Он же стоит хоть каких-то денег! И если баронесса — единственная дочь, то он ей достанется по наследству.

— Дом заложен-перезаложен. Вы не беспокойтесь, прежде чем рассориться со своими родственниками, Мария-Жанна все разузнала. Нет, я думаю, если она и в Париже, то на улице Франсуа-Мирон.

— А кто там живет? Ее подруга?