Радость жизни - Эмиль Золя (2016)

Это была новая затея, сильно захватившая Лазара. Во время последних мартовских приливов море опять снесло два домика в Бонвиле. Море мало-помалу поглощало прибрежную полосу вместе с домами, и деревушка могла оказаться вплотную прижатой к утесам, если не будут приняты серьезные меры; но тридцать жалких лачуг так мало значили для департамента, что Шанто в качестве мэра вот уже десять лет тщетно старался обратить внимание супрефекта на отчаянное положение обитателей Бонвиля. Наконец Лазар, под влиянием Полины, желавшей занять его каким-нибудь делом, придумал целую систему свайных плотин и волнорезов для защиты деревни от разрушительного действия моря. Но для этого требовались средства, по крайней мере двенадцать тысяч франков.

— А вот эту, дорогой мой, я у вас отберу… — проговорил аббат, придвигая к себе шашку.

Затем он стал пространно рассказывать про старые годы в Бонвиле.

— Старожилы говорят, что под самой церковью, дальше в море, в одном километре от теперешнего берега, была ферма. Вот уже более пятисот лет, как море наступает на берег и все поглощает на своем пути… Это непостижимо! Должно быть, они обречены из поколения в поколение искупать свои грехи.

Полина между тем вернулась к скамейке, где ее поджидало четверо грязных, оборванных ребятишек, которые стояли, разинув рты.

— Это кто такие? — спросила Луиза, не решаясь подойти к ним поближе.

— Это мои маленькие друзья! — ответила Полина.

Ее деятельная любовь распространялась теперь на всю округу. Она любила несчастных, не рассуждая, их пороки не отталкивали ее; в своем всеобъемлющем сострадании она доходила до того, что привязывала палочку к сломанной лапке курицы, словно лубок, и выставляла на ночь плошку с едой для бездомных кошек. Она чувствовала потребность постоянно заботиться о страждущих, ей доставляло радость облегчать их муки. Бедняки толпились вокруг нее, как воробьи возле открытого хлебного амбара. Весь Бонвиль — кучка рыбаков, терпящих бедствие от губительных морских приливов, являлся к «барышне», как ее называли. Но особенно Полина любила детей, — мальчиков в драных штанишках, девочек с бледными личиками, которые никогда не могли наесться досыта и жадно смотрели на приготовленные для них тартинки. А хитрые родители пользовались ее добротой и посылали к ней свою детвору, выбирая самых оборванных и самых хилых, чтобы еще больше разжалобить барышню.

— Видишь, — сказала она, смеясь, — у меня тоже свой приемный день, совсем как у светской дамы: по субботам ко мне приходят с визитами. Гонен, негодная девчонка, перестань, наконец, щипать верзилу Утлара! Я рассержусь, если вы не будете слушаться!

И дело пошло своим чередом. Ласково растолкав ребятишек, она расставила их по порядку. Первым, она вызвала Утлара, мальчика лет десяти, с мрачным, землистым лицом. Он показал свою ногу: на колене у него была большая ссадина. Отец послал его к барышне, чтобы она его полечила. Полина снабжала всю деревню арникой и примочками. Страстно увлекаясь лечением, она мало-помалу завела у себя образцовую аптечку, которой очень гордилась. Перевязав мальчику ногу, она вполголоса сообщила Луизе кое-какие подробности о детях:

— Эти Утлары — богатые люди, моя милая, единственные богатые рыбаки в Бонвиле. Знаешь, им принадлежит та большая лодка… И при этом скупы невероятно, живут, как скоты, в неописуемой грязи. А хуже всего, что отец первую жену вогнал в гроб побоями, затем женился на своей служанке — отвратительной, злой женщине, еще грубее его самого. И теперь они вдвоем истязают бедного мальчишку.

И, не замечая отвращения Луизы, она громко заговорила:

— Ну, а ты, малютка? Выпила хинную настойку?

Это была дочь Пруана, церковного сторожа. Золотушная, худая, как щепка, девочка с огромными горящими глазами и явно выраженной истерией была похожа на маленькую подвижницу. Ей было одиннадцать лет, но на вид можно было дать не больше семи.

— Да, барышня, — прошептала она. — Выпила.