Король зимы - Бернард Корнуэлл (1995)

И верно, не успел он договорить, как несколько силуров выскочили вперед и метнули в нас копья. Наши люди сдвинули щиты, и длинные копья вонзились в них. Одновременно силуры, не ломая линию, сделали несколько шагов нам навстречу. Овейн приказал немедленно двинуться вперед. Вражеская стена тут же замерла.

– Отойдите назад! – приказал нам Овейн.

Сам он выехал перед линией своих воинов и вызвал Гундлеуса биться один на один.

– Неужто ты баба, Гундлеус? – кричал самый могучий воин нашего короля. – Где потерял храбрость? Или хлебнул маловато хмельного меду? Отправляйся, трусливая женщина, к своему ткацкому станку! Возвращайся к вышиванию! Кидай меч и возьми в руки веретено!

Мы, послушные приказу предводителя, медленно отступали. Но внезапная атака врагов заставила нас снова замереть на месте и поднять щиты. Засвистели копья. Одно пролетело прямо над моей головой, обдав холодным порывом смертоносного ветерка. Овейн с презрительной улыбкой отражал щитом летевшие в него копья и не уставал засыпать нападавших градом насмешек.

– Кто учил вас кидать копья? Ваши матери? – Он смачно плюнул в сторону врагов. – Выходи, Гундлеус! Сразись со мной! Покажи своим трусам, что ты король, а не мышь!

Силуры, стараясь заглушить насмешки Овейна, колотили древками копий по щитам. Он повернулся к ним спиной, словно желая выказать полное презрение, и вполголоса приказал нам:

– Назад!

Вдруг два молодых силура отбросили щиты и копья, сорвали с себя одежду и полуобнаженные выскочили вперед.

– Вот теперь и начнется! – мрачно шепнул мой сосед.

Голые воины, наверное, были пьяны или возбуждены заклинаниями Танабурса и считали, что их тела защищены от вражеских клинков. Я слыхал о таких безумцах и знал, что их самоубийственный пример становился обычно сигналом для начала настоящей атаки. Сжав свой меч, я попытался дать себе обет умереть достойно, но на самом деле мог только оплакивать себя и свою жизнь. Только сегодня я стал мужчиной и вот теперь должен был умереть. Я присоединюсь к Утеру и Хьюэлу в ином мире и буду там многие годы бродить бестелесной тенью в ожидании того дня, когда моя душа найдет другое человеческое тело, в котором сможет вернуться в этот теплый, зеленый мир.

А те двое распустили волосы, подняли копья и мечи и совершили воинственный танец перед строем силуров. Они выли, ввергая себя в боевое неистовство, и, танцуя, все приближались и приближались к Овейну с обеих сторон. Их мечи и наконечники копий кроваво мерцали в лучах заходящего солнца. Гигант подбросил в руке копье, будто прикидывая его вес, и приготовился к стычке, которая могла стать началом атаки замершей вражеской армии.

И тут протрубил рог.

Воздух пронзил такой ясный и холодный звук, какого я никогда раньше не слышал. Рог протрубил один раз, другой. Эти чистые, холодные ноты отрезвили даже двоих полуголых храбрецов. Они замерли, повернув головы на восток, откуда прилетели звуки рога.

Я тоже оглянулся. И был ослеплен.

Казалось, на смену умирающему солнцу поднялось новое, сверкающее. Свет переливался по пастбищу, ослепляя нас, но потом лучи скользнули вбок, и я понял, что это только отражение настоящего солнца, сияющего на щите, начищенном словно зеркало. Этот щит держал человек, какого прежде я не видел. Величественный, высоко сидящий на огромном коне воин в окружении таких же необыкновенных людей, мужчин с плюмажами, мужчин в латах, словно бы вышедших из легенды богов, спустившихся на это поле сражения. Над высоко поднятыми головами, над шлемами с развевающимися плюмажами полыхало знамя, которое я стал любить больше всех знамен на всей земле Господа. Это было знамя с изображением медведя.

Рог протрубил в третий раз, и я внезапно осознал, что не умру. Я плакал от радости, и все наши копьеносцы плакали и кричали, а земля дрожала под копытами коней. И сидели на них похожие на богов люди, которые спешили спасти нас.

Подоспел сам Артур.