Куколки - Джон Уиндем (1955)

Однако самые большие неприятности нам причиняли не Дурные Земли, а Заросли. Люди Зарослей (их называли людьми, но на самом деле они были Отклонениями, хотя внешне и походили на обычных людей… если, конечно, их неправильности не бросались в глаза) почти ничего не имели. Поэтому они добирались до цивилизованной территории и крали зерно, домашний скот, одежду, инструменты и, если находили, – оружие. А иногда они воровали детей.

Небольшие набеги случались два-три раза в год, и, как правило, на них никто не обращал внимания, кроме, разумеется, тех, кого грабили. Обычно хозяева успевали убежать и теряли только имущество, после чего их соседи собирали деньги, вещи и все необходимое, чтобы помочь ограбленным снова наладить жизнь. Но время шло, граница отодвигалась все дальше, и все большее количество людей кормилось на все уменьшавшейся территории Зарослей. Все чаще у них случались голодные годы, и вскоре речь уже шла не о редких стремительных набегах дикарей, быстро возвращавшихся в Заросли, а о действиях больших организованных групп, которые наносили значительный ущерб.

Когда отец был еще ребенком, матери часто пугали детей такими угрозами: «Не будешь слушаться, позову из Зарослей старуху Мэгги. У нее четыре глаза, чтобы следить за тобой, четыре уха, чтобы слушать тебя, и четыре руки, чтобы шлепать тебя. Смотри!» Другим пугалом был Волосатый Джек: «…он заберет тебя к себе в Заросли, в пещеру, там живет его семья. Все они волосатые, и у них длинные хвосты. Каждый из них утром на завтрак съедает по мальчику, а вечером на ужин девочку».

Однако в последнее время близость Зарослей нагоняла страху не только на маленьких детей. Люди Зарослей стали опасными, и на Правительство в Риго обрушился поток жалоб по поводу грабежей. Впрочем, толку от этих жалоб не было никакого. Да и то сказать, чем могло помочь Правительство, если совершенно не было известно, где именно на протяжении 500–600 миль будет совершен очередной набег. Поэтому Правительство, удобно расположившееся далеко на востоке, только выражало сочувствие – правда, в самых ободряющих выражениях – и предлагало крепить самооборону. А поскольку и без того еще со времени освоения новых земель все мужчины, способные держать оружие, являлись членами добровольной милиции, это предложение было равносильно полному безразличию к нашим бедам.

Округ Вэкнак находился достаточно далеко от Зарослей, чтобы считать их не угрозой жизни, а лишь ее осложнением. Меньше чем на 10 миль грабители к нам не приближались, и все-таки изредка они появлялись и здесь, и с каждым годом все чаще. Это отвлекало мужчин от работы на фермах, что приносило большие убытки. Кроме того, если тревога объявлялась где-то недалеко, возникало опасение, что в следующий раз это будет еще ближе…

А вообще мы вели жизнь спокойную, веселую и деятельную. Народу у нас на ферме было много: отец, мать, две моих сестры и дядя Аксель составляли нашу собственную семью, но, кроме того, с нами жили еще кухарки и доярки. Некоторые из них вышли замуж за работников фермы и народили детей, так что вечером после работы у нас за стол садилось более двадцати человек, а когда все собирались на молитву, то народу оказывалось еще больше, потому что к нам присоединялись семьи из соседних домов.

На самом деле дядя Аксель не был нашим настоящим родственником. В свое время он женился на одной из сестер моей матери, Элизабет. Был он в ту пору моряком, и поэтому уехали они тогда на восток. Там, в Риго, жена его умерла в то время, как он сам находился в плавании, из которого вернулся калекой. Так как он был мастером на все руки и только двигался медленно из-за больной ноги, отец позволил ему жить у нас. Дядю Акселя я считал своим лучшим другом.