Один шаг от земли - Гарри Гаррисон (1970)

— Ну и, конечно, есть еще кое-какие мелочи. Никель-кадмиевый аккумулятор, который не может выйти из строя или полностью разрядиться. Цельноалюминиевый корпус, нержавеющий, легко поддающийся ремонту… Вот такая штука.

Хароуэй позволил своим пальцам погладить рулевое колесо — его даже и в мыслях невозможно было фамильярно назвать баранкой. — Вы должны представить этот автомобиль миру.

— Я не думал о запуске его в производство. Это просто стариковская игрушка.

— Нет, нет, это значительно больше. Это возвращение к чистоте классического автомобиля, машина, которая стремительным штурмом завоюет весь мир. Благодаря лишь тому, что она собою представляет совершенный автомобиль, прекраснейший автомобиль в мире. Вы запатентовали все модификации и изобретения?

— Беллини можно упрекнуть во многом, но он не вчера родился на свет!

— Тогда позвольте мне взять автомобиль с собой в Соединенные Штаты! В моей фирме имеется много истинных любителей и знатоков автомобилей, и мне достаточно будет лишь показать им «тип девяносто девять», чтобы убедить их. Мы выпустим ограниченное число, любовной ручной сборки, изумительных…

— Я не знаю… — задумчиво протянул Маэстро, а затем разинул рот, захватывая воздух, вцепился пальцами в подлокотники; его лицо побелело от боли. — Мое лекарство, Вирджиния, быстро. — Девушка опрометью кинулась за бутылочкой, а старик, прижимая руки к груди, с большим трудом произнес: — Это сигнал, Хароуэй. Моя работа закончена. Автомобиль готов — и я тоже. Берите его, отдайте его миру…

Он закончил фразу каким-то неразборчивым бормотанием; сил в нем осталось лишь настолько, чтобы выпить лекарство, которое принесла его внучка. Благородная голова устало свесилась на грудь. Девушка развернула кресло и покатила его прочь. После того как двери лифта закрылись за ними, Хароуэй вновь повернулся к автомобилю.

О радость!

Он нажал кнопку на стене. Двери гаража распахнулись, и на светло-серый пол посыпались дождевые капли. Арендованный автомобиль мог остаться здесь; фирма завтра заберет его, а он этой ночью сядет за руль творения Беллини! Автомобильная дверь раскрылась от легкого прикосновения, и он скользнул в ласкающие объятия кожаного водительского сиденья. Он включил зажигание и улыбнулся, не найдя кнопки стартера. Конечно, ведь Беллини всегда презирал электрические стартеры. Завести любой автомобиль Беллини всегда можно было одним-единственным движением пусковой рукояти. А теперь система была доведена до предельного совершенства, и крошечная двухдюймовая миниатюрная рукоятка торчала из приборной панели. Он провернул ее кончиками пальцев, и идеально сбалансированный двигатель, негромко взревев, ожил. Лежавшие на рулевом колесе руки ощущали пульсацию мощи двигателя; не механический стук уродливого механизма, но приглушенный гром, похожий на мурлыканье гигантского кота. С легкостью горячего ножа, прикоснувшегося к куску масла, рукоять коробки передач скользнула в положение первой скорости, и, когда он прикоснулся ногой к акселератору, серебряная машина вырвалась в ночь, словно ракета, уходящая с пускового стола.

На то, чтобы разогнаться до сотни миль в час, ему потребовалось четыре секунды — он еще не привык к божественной машине и очень осторожно прибавлял газ. Яркие, как прожекторы, фары пробивали огромные туннели света в дождливой ночи. И хотя открытый автомобиль не имел никакого тента, Хароуэй оставался совершенно сухим, поскольку гениально спроектированные обводы машины так отклоняли поток встречного воздуха, что он не хуже металлической крыши защищал автомобиль от дождя. Дорога представляла собой кошмарную череду крутых поворотов, но Хароуэй с громким смехом проскакивал их, так как всего лишь один оборот руля позволял повернуть колеса в крайнее положение и машина маневрировала с такой легкостью, словно катилась по рельсам.