Один шаг от земли - Гарри Гаррисон (1970)

— В этом весь смысл. Современная пенология. Общество более никого не убивает и не наказывает за нарушение законов. Преступников лечат. Некоторые не поддаются лечению. В более варварские времена они были бы повешены, сожжены, колесованы, четвертованы, обезглавлены, расстреляны, посажены на электрический стул, распяты на кресте и так далее. А теперь их просто изгоняют из цивилизованного общества, предоставляя им возможность наслаждаться обществом себе подобных. Что может быть справедливее? Приговоренные получают билет сюда в один конец. Их удаляют из общества, законы которого ими нарушены, и они не обременяют его собой, как обременяли бы в тюрьме. Все миры, пользующиеся этой службой, делают минимальные взносы на питание, одежду и организационные расходы. Высланные и забытые не могут отсюда бежать. Мы находимся на примитивной планете, вечно обращенной к невидимому за облаками солнцу, где нет ничего, кроме болот. Вот и все. Некоторые выживают, некоторые быстро погибают. Места здесь хватит, чтобы без тесноты расселить в сотни раз больше народу. Мы едим, спим и убиваем друг друга. Единственные наши совместные усилия — работа на перегонных кубах на краю болота. Местные плоды несъедобны, но их сок бродит, а спирт — он везде спирт. Поскольку ты новичок, я тебя угощаю и приглашаю в нашу банду пьяниц. У нас многие умерли за последнее время, и некому собирать дрова.

— Нет. Я не хочу связываться с твоими каторжниками-алкоголиками. Я сюда по ошибке попал. Не то что вы.

Старик Рури улыбнулся и с быстротой, не вязавшейся с его годами, выхватил блестящее лезвие и приставил его к горлу Джомфри.

— Быстро выучи правило, сынок. Никогда не спрашивай у человека, почему он здесь и сам ему об этом не напоминай. Это скверный вид самоубийства. Я-то тебе расскажу, потому что сам этого не стыжусь, Я был химиком и знал все формулы. Я сделал яд, не имеющий вкуса, и отравил свою жену и восемьдесят три ее родственника. Итого восемьдесят четыре. Немногие здесь могут похвастаться таким числом.

Он спрятал нож в рукав, и Джомфри отпрянул, потирая красную полосу на шее.

— Вы вооружены! — поразился Джомфри.

— Это не тюрьма, это мир. Мы делаем все, что можем. Частицы металла собирают годами, и из них куется оружие. Этот нож пережил уже много поколений. Говорят, что он был сделан из железного метеорита. Все возможно. Его прежнего владельца я убил, загнав ему в мозг через ухо кусок заостренной проволоки.

— Я бы сейчас выпил. Благодарю за ваше предложение. Вы очень любезны. — Джомфри тщательно подбирал слова, боясь сказать что-нибудь обидное.

Старик двинулся вниз по склону, и Джомфри потащился за ним. Они пришли в дом, похожий на все остальные…

— Хороший напиток, — сказал Джомфри, давясь над стаканом едкой кислятины.

— Свиное пойло, — ответил Старик Рури. — Я мог бы его улучшить. Добавить натуральный вкус. Но другие мне не дают. Они меня знают.

Джомфри сделал глоток побольше. Он тоже знал старика. Когда он допил, в голове у него загудело, а из желудка поднялась тошнота. Лучше ему не стало. Он понимал, что, приведись ему остаться на Геенне, он окажется в числе тех, которые погибают быстро. Такая жизнь была хуже смерти.

— Больной! Вы сказали, что они осмотрели бы меня, если бы я был больной! — воскликнул Джомфри, вскакивая.

Старик Рури не обратил на него внимания, но в голову Джомфри уже ударил хмель, и он, осмелев, схватил старика за одежду. Собутыльники не обращали на них внимания до тех пор, пока вновь не сверкнуло длинное зловещее лезвие. Джомфри отпустил старика и отшатнулся. Взгляд его был прикован к стальной полосе в полруки длиной.

— Я хочу, чтобы вы порезали меня этим ножом.

Старик Рури остановился, озадаченный: раньше ему не приходилось получать такие просьбы от будущих жертв.

— Где тебя порезать?

Он окинул собеседника взглядом, выбирая подходящее место.

— Где?