Сталинград - Энтони Бивор (1998)

В штабе корпуса Подевильс узнал, что в течение последних восьми дней Красная армия переправила через Дон больше 1000 танков и почти половина из них уже уничтожена. Эти цифры сильно преувеличены. Советскому командованию удалось собрать всего 550 танков, и многие из них не пытались перебраться на противоположный берег. Винить в преувеличениях нужно в первую очередь сводки, часто искажающие реальную картину. Один немецкий танкист заметил, что, как только было попадание в какой-нибудь русский танк, почти все машины, участвующие в бою, заявляли, что это они его подбили.[189] И все же зрелище множества подбитых советских танков поражало всех, кто его видел. Генерал фон Зейдлиц заметил, что издалека застывшие на месте КВ похожи на стадо огромных слонов.[190] Каким бы ни было истинное количество подбитых русских танков, у многих немцев крепла уверенность в том, что полная победа уже близка. Русская гидра не сможет до бесконечности отращивать все новые головы взамен отрубленных.

Фюрер, снова недовольный медленными, по его мнению, темпами наступления, вернулся к первоначальному плану, согласно которому 4-я танковая должна была помогать 6-й армии захватить Сталинград. Потерянное время и напрасно сожженное горючее он в расчет не принимал. Моторизованные дивизии Гота бросились вперед. Наступая на север и встречая на своем пути совсем слабое сопротивление, они вскоре вышли к городку Котельниково, расположенному всего в 190 километрах к юго-западу от Сталинграда. Однако главный вопрос заключался в том, смогут ли они решить новую задачу. Генерал фон Рихтгофен, опираясь на донесения воздушной разведки, 2 августа записал в своем дневнике: «Русские перебрасывают силы к Сталинграду со всех направлений».[191]

Паулюс, по словам Рихтгофена, преисполненный уверенности, предпринял сдвоенный фланговый удар силами 16-й и 24-й танковых дивизий. «Юнкерсы» Рихтгофена оказывали поддержку с воздуха. За два дня боев соединения Паулюса окружили в большой излучине Дона восемь стрелковых дивизий и всю русскую артиллерию. Окончательно кольцо замкнулось под Калачом-на-Дону. В багряных вечерних сумерках экипажи головных немецких танков увидели с обрывистого берега «тихого Дона» раскинувшийся напротив город. Лучи заходящего солнца отбрасывали от их машин длинные тени далеко на восток. А за Калачом начиналась степь, простирающаяся до самого Сталинграда. Сам город оказался, по их словам, скоплением маленьких мастерских, разбитого железнодорожного вокзала и höсhst primitiv[192] лачуг.

После такого успеха танкисты радостно шутили, отходя от напряжения боя. Из некоторых машин доносились громкие песни. Но вскоре командиры отвели танки назад и расставили их в оборонительном порядке. Эта мера оказалась не напрасной. Как только стемнело, тысячи русских солдат, отрезанных на правом берегу Дона, бросились в атаку. Всю ночь слышались пулеметные очереди, взлетали осветительные ракеты и трещали винтовочные выстрелы.

На следующий день немцы принялись прочесывать леса. Кое-кто из офицеров сравнил это с большой охотой. Среди взятых в плен оказалось немало старших офицеров. Были и женщины, в основном связистки. Ночью разгорелся новый бой, а утром немцы подожгли сухой кустарник, вынуждая оставшихся в живых красноармейцев выйти из леса. Лишь после всего этого район посчитали «зачищенным от врага». Спастись удалось немногим. Из всей 181-й дивизии 62-й армии, к началу боев насчитывавшей 13 000 человек, только 105 смогли переправиться на противоположный берег Дона и пробиться к своим.[193]