Абсолютно ненормально - Лора Стивен (2018)

Пока я жду, раздумываю о конкурсе сценариев. Да, отстойно, что меня исключили. Невероятно отстойно. Но по большей части мне стыдно перед миссис Крэннон – и лишь немного жалко себя и упущенные возможности. Меня успокаивают слова Карсона, которые напоминают охлаждающую маску при мигрени:

«Если ты что-то любишь, это не значит, что ты должен посвящать этому свою жизнь, понимаешь?»

Я люблю писать. И выступать. И смешить людей.

Школьная система и общество в целом заставляют меня верить в то, что я просто обязана сделать на этом карьеру – использовать свои интересы и таланты, чтобы вернуть деньги в экономику. Что я прежде всего должна быть продуктивной. Белка в колесе, приводящая в действие машину моего успеха.

Конечно, было бы здорово продать сценарий Голливуду и когда-нибудь услышать, как актеры произносят мои слова на большом экране. Но даже если этого никогда не случится, я не сильно расстроюсь. Мое страстное увлечение так радует меня, что мне этого хватит, даже если оно и останется только в статусе хобби.

Ведь что важнее всего для меня? Люди, которых я люблю. И в этом нет ничего плохого, черт возьми. Если бы люди больше заботились о том, чтобы быть добрыми, чем успешными, то мир бы стал намного лучше. Вот почему я так хочу наладить отношения с Аджитой. Вот почему так стремлюсь защитить Бэтти, не задумываясь о том, от чего мне придется для этого отказаться.

Не думаю, что это дошло бы до меня, если бы не Карсон. Острые иглы впиваются в грудь, как только я вспоминаю о том вечере, когда мы играли на баскетбольной площадке, шли домой вместе и повстречали его маму. О том, как меня охватывало волнение, тепло и чувство безопасности. А еще о его прекрасной до дрожи картине.

Мог ли этот парень предать меня? Я все больше и больше сомневаюсь в этом.

20:19

К тому времени, как Аджита выходит из-за угла, я нервничаю так, что обливаю кофе свои джинсы. Вытерев самые большие пятна шарфом, я смотрю на нее, укутавшуюся в спортивное пальто и несущую стопку учебников, что меня невероятно тревожит, ведь она никогда в жизни не открывала учебник по собственной воле. Она выглядит как одна из «Девочек Гилмор».

Через долю секунды она тоже замечает меня и тут же останавливается, но при этом смотрит на меня с отсутствующим видом. Как будто не знает меня.

Я постепенно, бочком, продвигаюсь к ней, словно подходя к бешеному волку с утренним запахом изо рта.

– Аджита…

Ее огромные карие глаза поблескивают. Она выглядит так, будто вот-вот расплачется, и я ненавижу себя еще больше – за то, что вызвала эти слезы. Аджита прикусывает губу и смотрит на землю, стискивая книги так сильно, что костяшки ее пальцев белеют. На улице холодно, и я вижу, как она дышит.

– Прости меня. Мне очень жаль, – говорю я дрожащим голосом. – Все говорят, что не нужно портить извинения оправданиями. Какое облегчение, потому что мне нет оправдания. Никакого. Это сообщение было… ошибкой.

Между нами повисает холодная тишина. А затем:

– В том-то и дело, – шепчет она. – Ты не ошиблась.

Господи.

Я обнимаю ее. Ничего не могу с собой поделать. Она выглядит такой одинокой и грустной, стоя посреди тротуара в окружении опавших листьев, пустых пакетов из-под чипсов и окурков.

– Я не была к этому готова, Иззи, – бормочет она мне в плечо. – Я до сих пор не…

– Знаю, – говорю я, выпуская ее из своих медвежьих объятий.

По ее щекам катятся слезы. По моим тоже.

– Все так… неопределенно. Я не знаю, кто я, кем хочу быть. Какой хочу быть. И… все так запутанно. Словно над моим будущим нависло серое облако. Моя семья хочет, чтобы я стала богатым врачом, вышла замуж за успешного человека из нашей общины и родила им два целых четыре десятых внука. Но я не знаю, смогу ли это им дать. Захочу ли вообще. – Она морщится и качает головой. – Я возненавидела тебя, знаешь? Когда впервые увидела статью. Я испытала страшную ненависть.