Абсолютно ненормально - Лора Стивен (2018)

И тут вступает в силу мое не подводившее меня ни разу [хм] умение оценивать ситуацию, которое твердит, что мы не в том месте, где стоит обсуждать произошедшее, поэтому, нацепив на лицо улыбку палача, я добавляю:

– Давай поговорим за обедом?

Он улыбается, вероятно, испытывая такое облегчение, что чуть не оставляет содержимое кишечника на полу кабинета пятьсот шесть «б». Аджита видит, что у нас временное перемирие, и медленно подходит к нам.

– Привет, ребятишки. Пойдемте вместе на урок театрального мастерства?

А затем мы бок о бок (или делая вид) отправляемся к актовому залу, декламируя реплики из «Великого Гэтсби», и сшибаем на своем пути шкафчики/учеников/фонтанчики с водой/мистера Русенквиста, пока оттачиваем наше мастерство драматических актеров, достойное «Оскара». В безумном порыве я начинаю говорить с ямайским акцентом, что вызывает у них смех, и, честно, кроме этого меня ничего не волнует.

Обед приходит так же быстро, как Карсон Мэннинг достигает оргазма.

Набрав столько сырных палочек, что хватило бы на батальон солдат, Аджита усаживается за наш столик, а нас отправляет на улицу, чтобы мы могли поговорить. За спортивным залом есть небольшая рощица, и мы, пока уходим подальше, встречаем несколько четырнадцатилеток, которые, столпившись, курят сигареты, а также учителя физкультуры, прыгающего среди деревьев, как шимпанзе, чтобы поддерживать себя в форме. Думаю, он из придурков-кроссфитеров. Но не уверена в этом.

Наконец мы останавливаемся на небольшой поляне, и я так ужасно себя чувствую, что просто падаю на землю и прислоняюсь к стволу дерева.

– Ты прошлой ночью спал так же ужасно, как и я?

Он улыбается, несмотря на то что в нашей ситуации нет ничего смешного.

– Если под «ужасно» ты подразумеваешь «не спал совсем», то да.

Я вздыхаю и закрываю глаза, отчасти потому, что при взгляде на него во мне просыпается чувство вины [вины, а не сексуального желания, только его тут не хватало], а отчасти потому, что надеюсь немного вздремнуть, пока подбираю слова.

– Дэнни, мне очень жаль. Я думала, что хочу…

– Я тоже так думал. Иначе бы этого не сделал…

Я кривлюсь.

– Наша способность заканчивать предложения друг за друга всегда меня удивляет.

Он опускается рядом, и воспоминания о прошлом вечере вспыхивают в моей голове. Он срывает пучок травы и начинает рвать его в клочья. Нас окружает запах сырой земли, а тишину разрезает лишь фырканье физкультурника при каждом подтягивании, которое он выполняет так, будто от этого зависит его жизнь. Хотя, может, так и есть. Я мало что о нем знаю.

– Эй, – говорит Дэнни. – Помнишь, в детстве мы часами могли играть лишь с коробкой белых мелков?

Я улыбаюсь и откидываю голову на ствол дерева.

– Мы шли на улицу и рисовали на тротуаре мини-города.

– Да. А затем заполняли их безумными персонажами и разыгрывали целые сцены из мыльных опер. – Он усмехается. – Я никогда не забуду старого кладовщика-женоненавистника, которого ты постоянно играла.

– Этот парень был придурком, – возмущенно отвечаю я. – Он считал, что все женщины ему что-то должны. Никогда не прощу ему то, как он относился к своей воображаемой жене.

На мгновение мы умолкаем, вспоминая наше несчастливое детство. Ну, мое детство стало таким. Дэнни я просто затащила на свой поезд.

– Ты для меня как сестра, Из, – тщательно подбирая слова, добавляет он. – И всегда ей была. Из-за чего все становится еще запутаннее.

Понимая, что шутка про Ланнистеров сейчас будет неуместна, я не произношу ни слова.

– Ты знаешь, как я к тебе отношусь, – хриплым голосом говорит он.

– Да, – прошептала я.

– Я не хотел на тебя давить.

– Ты этого и не делал.

Я действительно так думаю. Я знала, что делала, и часть ответственности лежит на мне. Я едва собираюсь с силами, чтобы задать следующий вопрос:

– Что теперь?