Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу (1993)

Конечно, Сулла знал, что творилось в голове у Свиненка, и позволил тому спокойно размышлять о своем. Сам он, глядя на вислоухого мула, думал совсем о другом: «Я опять в Италии, и скоро покажется Кампания, этот рог изобилия всех земных благ. Вся в зелени, холмистая, с вкусной водой. И если я не буду думать о Риме, то Рим не будет меня мучить подобно зуду. Рим станет моим. И хотя мои преступления многочисленны и я вовсе в них не раскаиваюсь, мне никогда не была близка идея насилия. Нет, будет намного лучше, если Рим примет меня добровольно. Лучше, чем брать его силой».

– Наверное, ты заметил: после высадки в Брундизии я написал письма всем предводителям прежних италийских союзников, обещая им, что лично прослежу за тем, чтобы каждый италик сделался гражданином Рима по закону и согласно договорам, заключенным в конце Италийской войны. Я даже прослежу, чтобы их распределили по всем тридцати пяти трибам. Поверь мне, Свиненок, я прогнусь, как паутина под порывом ветра, прежде чем атаковать Рим!

– Какое отношение италики имеют к Риму? – спросил Метелл Пий, который всегда был против того, чтобы италикам предоставили полное гражданство, и в душе аплодировал Филиппу и его коллеге-цензору Перперне как раз за то, что они избегали записывать италиков римскими гражданами.

– Мы прошли по землям, которые воевали с Римом, и все нас приветствовали здесь с радостью – возможно, в надежде на то, что я изменю ситуацию с гражданством в их пользу. Поддержка италиков поможет мне убедить Рим сдаться мирно.

– Сомневаюсь, – возразил Метелл, – но смею сказать, ты знаешь, что делаешь. Давай вернемся к Филиппу, к твоей проблеме.

– Конечно! – согласился Сулла, и глаза его весело блеснули.

– Филипп? Но при чем здесь я? – спросил Красс, полагая, что пора ему вклиниться в этот дуэт.

– Я должен от него избавиться, Марк Красс. Но как можно безболезненнее, учитывая, что он превратился в воплощение римских добродетелей.

– Это потому, что он стал для всех идеалом убежденного политического акробата, – ухмыляясь, сказал Свиненок.

– Неплохое сравнение, – сказал Сулла, кивком заменив улыбку. – А теперь, мой большой и с виду такой миролюбивый друг Марк Красс, я хочу задать тебе вопрос. И требую честного ответа. Ты, с твоей ужасной репутацией, способен дать мне честный ответ?

Это колкое замечание, казалось, совершенно не поколебало бычьего спокойствия Красса.

– Постараюсь, Луций Корнелий.

– Ты очень привязан к своим испанским солдатам?

– Учитывая, что ты все время заставляешь меня находить для них провизию, – нет, – ответил Красс.

– Хорошо! Ты расстался бы с ними?

– Если ты считаешь, что мы можем обойтись без них, то да.

– Хорошо! Тогда с твоего флегматичного согласия, мой дорогой Марк, одной стрелой я убью много дичи. Я намерен отдать твоих испанцев Филиппу – он сможет занять и удержать для меня Сардинию. Когда хлеб там созреет, Филипп доставит мне весь урожай, – сказал Сулла.

Он протянул руку к кожаной бутыли слабого кислого вина, привязанной к рогу седла, взял ее и умело, тонкой струйкой влил вино в беззубый рот. Ни одна капля не упала на кожу лица.

– Филипп откажется ехать, – ровным голосом сказал Метелл.

– Нет, не откажется. Ему понравятся комиссионные, – ответил Сулла, закрывая свой бурдюк. – Он будет полным властелином всего, и сардинские разбойники встретят его как брата. Он заставит всех до последнего выглядеть добродетельными.

Красса стали одолевать сомнения, ему очень хотелось возразить, но он не сказал ни слова.

– Интересно, что ты будешь делать без войска? – продолжал Сулла.

– Что-нибудь придумаю, – осторожно ответил Красс.

– Ты мог бы быть мне очень полезен, – небрежно заметил Сулла.

– Каким образом?