Зимняя Чаща - Ши Эрншоу (2019)

Чувствую, он смотрит на меня своими невероятными зелеными глазами, а затем он приподнимает руку и тянется ко мне. Пальцы Оливера легонько касаются моих волос, щекочут кожу за ухом.

– Листок, – говорит он, отводя руку. Он показывает мне золотисто-желтый листок. – Запутался у тебя в волосах.

Мы с Оливером стоим так близко друг к другу, что я смущаюсь и быстро провожу пальцами по своим волосам.

– Такое часто со мной случается, – негромко отвечаю я, стараясь не смотреть Оливеру в лицо и чувствуя, как краснеют мои щеки. – Лес буквально прилипает ко мне.

Оливер широко улыбается, и я впервые вижу его улыбку. Вижу легкий изгиб его слегка искривленных губ, смешинки в его глазах.

Я сдерживаю ответную улыбку, готовую расцвести на моих губах. Знаю, он считает меня странной. Видит во мне девчонку, которая делает снадобья и к чьим волосам липнут листья. Совершенно очевидно, что она ведьма. Разве может такая девчонка быть кем-то еще?

Пройдя еще примерно километр на север, мы доходим до лагеря.

Это первое поселение, когда-либо созданное в здешних горах.

Среди деревьев показываются первые постройки.

Лагерь для трудных подростков «Щучья пасть» был основан лет пятьдесят назад, на месте поселения старателей. В начале 1900-х годов суровые, потрепанные жизнью мужчины и женщины сколачивали себе состояние в этих горах, намывая золото на берегах Черной реки. Даже в озере первое время можно было найти крупинки золотого песка.

В наши дни ничего подобного нет: золото давным-давно кончилось.

Теперь здесь среди заснеженных деревьев стоят два десятка хижин и еще несколько совсем маленьких, странной формы построек, разбросанных вдоль береговой линии, включая ремонтную мастерскую и насосную станцию, которые сохранились еще со времен золотоискателей.

Снег в лагере истоптан башмаками четырех десятков трудных подростков. Следы ведут от хижины к хижине, и так во всех направлениях. Летом здесь на берегу творится настоящее столпотворение: парни играют в футбол, запускают летающие пластиковые тарелочки – фрисби, отплывают от берега на каноэ и парусных лодках, которые сами же и построили. Стоит заметить, что лишь немногие их суда способны хоть какое-то время продержаться на воде.

С крыши столовой свисают сосульки. Мы с Оливером, громко топая, подходим к массивным двойным деревянным дверям. Сквозь них до нас доносится какофония звуков – завтрак в лагере в полном разгаре.

Оглядываюсь на Оливера, который сгорбился от холода. В моей голове проносится мысль, что, может быть, разумнее было бы сейчас развернуться и вместе с ним возвратиться домой, где спрятать его на чердаке, в безопасности. Но я прекрасно понимаю, что нельзя держать его у себя, он не мой.

– Ну, ты идешь? – спрашиваю я и слышу, как дрожит мой голос.

Может быть, Оливер гадает, каким будет наказание, которое назначат ему, когда увидят, что он возвратился в лагерь. Может, ему вместо этого хочется вновь оказаться в лесу, лежать на спине в снегу. Потеряться.

Но я не могу отвести его назад в лес.

Найденная вещь не может стать ненайденной.

Оливер кивает, я толчком ладони открываю одну створку тяжелой двери, и мы заходим внутрь.

Странная разноголосица и тяжелый, продымленный воздух ударяют в нас. Ощущение, словно ты из тихого, уснувшего под снежным покрывалом мира внезапно перенесся в совершенно иное место – грохочущее, бурлящее жизнью. Мне требуется время, чтобы адаптироваться к новому окружению.

Передо мной огромный зал; неказистый, но крепкий дом, в котором мы находимся, способен, кажется, простоять еще тысячу лет, успешно выдерживая натиск ветра и снега. В дальнем левом углу находится большой камин, в котором ревет и бушует пламя. В воздухе пахнет подгоревшими тостами и висит легкая дымка. И слышен свист, словно сюда внутрь пытается пробраться заунывный зимний ветер.