Морские звезды - Питер Уоттс (1999)

С неохотой касается кнопки пробуждения. Сон истекает с лица Накаты; все сразу меняется. Азиатские глаза трепещут, а потом распахиваются, широкие и черные.

Кларк отступает, пораженная. Напарница сняла линзы.

– Пора идти, Элис, – тихо говорит Лени. – Извини, что разбудила…

И ей действительно жалко. Она никогда прежде не видела, чтобы Наката улыбалась. Было бы приятно, если бы это продлилось подольше.

* * *

Брандер запаивает в оболочку широкополосный сенсор, когда в дежурку спускается Кларк.

– Она нас догонит, – говорит Лени и поворачивается к штативу для сушки за ластами.

Прямо перед ней медотсек все еще задраен. Оттуда не просачивается никаких звуков: ни человеческих, ни механических.

– Ах да. Он все еще там. – Брандер слегка повышает голос: – И прекрасно, сучонок, пока я тут.

– Он не хо…

«Заткнись! Заткнись, дура!»

– Лени?

Она поворачивается и успевает увидеть, как падает его рука. Брандер на самом деле гораздо чувствительнее, чем кажется, иногда он сам почти забывает об этом.

Но это нормально. Ведь он тоже никому не хочет причинить вреда.

– Ничего, – говорит Кларк и берет ласты.

Брандер несет сенсор к воздушному шлюзу и там кладет его рядом с какими-то безделушками, а потом отправляет в плавание. Бульканье и лязг сопровождают их путь в бездну.

– Только…

Он смотрит на нее, и лицо его, словно вопрос, обрамляющий пустые глаза.

– А что ты так взъелся на Фишера? – говорит она, почти шепчет.

«Ты же прекрасно знаешь, почему он взъелся на Фишера. Это не твое дело. Держись от него подальше».

Лицо Брандера твердеет, будто застывающий цемент.

– Он – долбаный урод. Он детей трахает.

«Я знаю».

– Это кто сказал?

– Да не нужно ничего никому говорить. Я таких, как он, за километр чую.

– Как скажешь. – Кларк прислушивается к собственному голосу.

Холодный. Отстраненный, почти скучающий. Прекрасно.

– Он странно на меня смотрит. Черт, да ты видела, как он смотрит на тебя? – Металл лязгает о металл. – Если он просто дотронется до меня, убью урода на хрен.

– Ага. Больших усилий тебе не понадобится. Он просто сидит и принимает все, что ты делаешь. Он такой… пассивный…

Брандер фыркает:

– А тебе какое дело? Он тебя бесит так же, как и всех остальных. Я видел, что произошло в медотсеке на прошлой неделе.

Воздушный шлюз шипит. Сбоку зажигается зеленая лампочка.

– Не знаю. Ты прав, наверное. Я знаю, что он такое.

Брандер распахивает люк и проходит внутрь.

Кларк задерживается, опираясь о края.

– Хотя есть кое-что еще. – Она говорит почти для себя. – Что-то… не так. Он не подходит.

– Да мы все не подходим, – ворчит Брандер. – В этом вся штука.

Лени закрывает люк. Внутри достаточно пространства для двоих, и другие рифтеры ныряют парами, но она предпочитает идти туда одна. Маленькая деталь, которую никто не комментирует.

«Никто не виноват. Ни Брандер, ни Фишер. Ни отец. Ни я. Вообще никто не виноват. Твою мать».

Воздушный шлюз наполняется водой.

Ангел

Дно светится. Трещины в камнях сверкают успокаивающими оттенками оранжевого цвета, словно горячие угли, и он знает – это признаки высокой температуры; обжигающие струйки кажутся теплыми даже сквозь костюм, термистор подпрыгивает всякий раз, когда поток дергается. Но здесь есть места, где скалы сияют зеленым. Или голубым. Он понятия не имеет, биологию за это благодарить или геохимию, но точно знает – это прекрасно. Как ночной город с вышины. Как северное сияние, которое он видел лишь раз в жизни, только ярче и четче. Изумрудный пожар.

Можно сказать, отчасти он даже благодарен Брандеру. Если бы не тот, Фишер никогда не наткнулся бы на это место. Сидел бы на «Биб» со всеми остальными, не вылезал бы из библиотеки или прятался бы в каюте, безопасной и сухой.