Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт (2014)

– Мы должны что-то сделать, Гарри! – кричал он. – Скажите, что вам нужно? Как я могу вам помочь? Я немедленно позвоню Джону Хопкинсу – недавно я купил для него целую онкологическую клинику…

– Благодарю вас, не нужно.

– Нет-нет, я настаиваю.

Винсент в самом деле настоял на своем. Лежа на больничной койке и прислушиваясь к жужжанию подключенных к моему телу приборов, я обдумывал свой следующий шаг. Несомненно, в моей последней по времени жизни мне удалось многого добиться: я не только нашел Винсента, но и довольно долго наблюдал за его работой. Я сумел многое узнать о его контактах и связях, о методах, которые он использовал, а главное – мне удалось убедить его в том, что я не представляю для него опасности. Хотя всего несколько жизней назад он убил меня, я стал для него другом, помощником и доверенным лицом. Тем не менее я не смог получить о нем самом и о его исследованиях информацию, которая позволила бы мне остановить работы над созданием квантового зеркала. Соответственно теперь передо мной встал вопрос: готов ли я в течение нескольких лет страдать, подвергаясь мучительному и малоэффективному лечению, и продолжать свои попытки раздобыть сведения, необходимые для того, чтобы сорвать планы Винсента? Если нет, мне оставалось только одно – умереть. Однако тогда я упустил бы представившуюся мне возможность добиться поставленной цели, и все пришлось бы начинать заново.

В итоге я решил пойти на риск – самый большой риск за все прожитые мною жизни.

– Нет, я не хочу подвергаться химиотерапии.

Шел 1986 год. Мы с Винсентом стояли на балконе одной из его нью-йоркских резиденций, расположенной к югу от Центрального парка, и смотрели на огни Манхэттена. Небо было затянуто темно-серыми тучами. На уровне нижних этажей в городе было трудно дышать – в Нью-Йорке, одном из крупнейших мегаполисов мира, было сконцентрировано слишком много машин, кондиционеров, холодильников, мобильных телефонов, телевизоров, микроволновых печек. Чересчур быстрое развитие технологий не позволяло адекватно оценить глобальные последствия их массового применения. Теперь Нью-Йорк исторгал в небо коричневый смог, а в прибрежные воды – липкую зеленоватую грязь. Впрочем, в других крупных городах экологическая ситуация была не лучше. Мир умирал, и остановить этот процесс, казалось, было невозможно.

– Я не стану проходить химиотерапию, – повторил я чуть громче, глядя, как Винсент помешивает ложечкой жидкость в стакане, где болтался ломтик лимона.

– Не валяйте дурака, Гарри! – сердито воскликнул Винсент. – Сеансы химиотерапии вам просто необходимы, это же очевидно!

– Простите, но я не хочу.

Винсент опустился в кресло с откидывающейся спинкой, такое же, в каком сидел и я, и поставил стакан на низкий металлический столик. Затем посмотрел на небо и, выждав немного, спросил:

– Но почему?

– Потому что химиотерапия – это что-то вроде тюрьмы. Это означает полгода домашнего ареста, бесконечных приступов тошноты, боли, жара. Представьте себе – полгода боли и дискомфорта. И что в итоге? В итоге я по-прежнему буду одной ногой в могиле, как и сейчас.

– Вы не можете этого знать.

– Могу, – твердо сказал я. – Я это знаю.

– Гарри, но…

– Говорю вам, я это знаю, – упрямо повторил я. – Знаю – и все.

Последовало долгое молчание. Возможно, Винсент ждал, что я скажу что-нибудь еще. Но я лишь глубоко вздохнул и прикрыл веки. Я открывал свой секрет лишь очень немногим людям. Затем, посидев некоторое время молча, я снова открыл глаза.

– Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что страдаю этой болезнью не в первый раз?

– Я бы спросил, что вы имеете в виду, старина.

– Я имею в виду, что однажды уже прошел через это. Я подвергался химиотерапии, радиотерапии, принимал сильнодействующие лекарства – но в итоге все равно у меня возникли метастазы.

– Господи, Гарри, что вы такое говорите? И что же с вами произошло?