Масонство культура и русская история Историко-критические очерки - Острецов Виктор Митрофанович (1998)

«На эту часть нации правительство, что случается при победивших революциях, смотрело как на сборище недовольных, почти как на бунтовщиков», — писал Герцен. Для большинства же населения реформы Петра представлялись «не только покушением на их обычаи и образ жизни, но вмешательством государства в их дела, бюрократическими придирками, каким-то неясным и неопределенным отягощением их рабства» (А.И. Герцен). И это при том, что создание «табели о рангах» открывало путь в дворянство представителям всех сословий, включая и крестьян. «Сын крестьянина, освобожденный общиной или помещиком, после окончания гимназии делается дворянином. Лицо, получившее орден, живописец, принятый в академию, становится дворянином» (Герцен). Любопытны те доводы, который приводили русские против реформ Петра: «Петербург и морское ведомство представляется их глазам каким-то чудовищем», — пишет Фокеред. По чести сказать, и по прошествии почти трех столетий этот град Петров вполне выглядит и сейчас как искусственное построение. Особенно если знать, что его строительство представляло, по существу, первый концентрационный лагерь на территории страны. Не только русские, но и иноземцы не могли понять смысла строительства этого города, находящегося рядом с враждебным государством, удаленного от всех жизненно важных центров страны. Конечно, перенесение столицы — это нечто большее, чем экономические интересы. С Московской Русью новая англо-немецко-франкоязычная чиновная администрация не хотела иметь ничего общего. Да она и не смогла бы существовать в Москве. В момент проведения реформ государству, как известно, не угрожал никакой враг. И поэтому большинство населения неодобрительно отнеслось к военным «развлечениям» Петра, положившего в землю едва ли не миллион своих подданных и наполнившего дороги страны увечными ветеранами. Россия и до Петра успешно вела свои войны, в государстве производились необходимые преобразования, существовали и полки иноземного образца. Речь поэтому не идет о технических новшествах в государстве, которое всегда стояло на уровне своего века и без чего защита границ от сильных и опасных врагов была бы немыслима. «Вот если бы наше отечество подверглось нападению неприятеля или нашему благосостоянию угрожала бы опасность, то мы сочли бы себя обязанными соединиться все воедино и, отложив в сторону всякие неудобства, содействовать нашему государю в защите своих границ. И это мы всегда, без всякой чужой помощи и указания исполняли честно и с таким успехом, что после усмирения тех смут, которые иностранцы вызвали у нас сто лет назад, никакой неприятель не приобрел ни пяди нашей земли, и, напротив того, нам удалось вернуть все области, отвергнутые у нас нашими соседями во время этих смут, даже бесплодную Ингерманландию. Все это мы выполнили охотно и с радостью, потому что были убеждены, что мы боролись за свое собственное благо и что после испытанных опасностей мы пожнем в нашем отечестве, под сенью мира, плоды наших усилий»; сейчас, «ни один сосед не расположен оскорблять нас. (...) Тем не менее не успеваем мы заключить мира, как уже задумывают новую войну, не имеющую по большей части иного основания, как честолюбие государя или даже его министров. Им в угоду не только изнуряют наших крестьян до последней кровинки, но мы вынуждены нести службу лично и покидать наши дома и семейства на долгие годы», и «когда нам наконец посчастливится быть уволенными от службы по старости или по болезни, то мы до конца нашей жизни не можем восстановить нашего благосостояния», — передает мнение русских тот же Фокеред.

В последующей интеллигентной обработке этой же, петровской, темы явно зазвучала ницшеанская тема героя-одиночки, просвещенном в некоем святилище светом истинного знания и борющегося с собственным народом во имя блага государства. В этом образе Петра I угадывается Хирам, строитель храма Соломона из масонской легенды, Прометей, Данко...