Горящий берег - Уилбур Смит (1985)

Усталость Курта усугубляла тупая головная боль из-за выхлопа двигателя. Прежде чем спуститься вниз, капитан в последний раз оглядел горизонт. Поднимающийся ветер унес туман, море потемнело, волнение усиливалось. U-32 погрузила нос в очередную волну, и ее палубу окатило белой водой. Ледяная пена брызнула Курту в лицо.

— Барометр быстро падает, — негромко сказал Хорстхаузен. — Думаю, нас будет сильно сносить с борта.

— Оставаться на курсе, поддерживать скорость.

Курт не обратил внимания на мнение помощника: он вообще не хотел слышать ни о чем, что могло бы усложнить охоту. Спустившись по трапу, он взял со стола с картами бортжурнал.

Своим аккуратным четким почерком сделал запись: «Курс 270 градусов. Скорость 12 узлов. Ветер северо-западный, 5 узлов, и усиливается».

Поставив полную подпись, он прижал пальцы к вискам, чтобы утишить боль.

«Боже, как я устал!» — подумал он и заметил, что штурман украдкой поглядывает на его отражение в полированной медной обшивке главной панели управления. Капитан немедленно опустил руки, поборол искушение сразу пойти в свою каюту и лечь и сказал боцману:

— Я осмотрю корабль.

Зайдя в машинное отделение, он поблагодарил механиков за быструю и успешную заправку, а в торпедном отсеке попросил матросов оставаться на койках, когда, наклонившись, прошел через узкий вход.

Три торпедных аппарата были заряжены и находились под давлением, запасные торпеды лежали в узком пространстве; их длинные блестящие корпуса заполняли почти всю каюту и делали любое передвижение затруднительным. Поэтому тем, кто работал в торпедном отсеке, приходилось большую часть времени проводить на своих узких койках, как животным в клетках.

Курт похлопал по одной из торпед.

— Скоро мы освободим для вас место, — пообещал он матросам. — Как только отправим эти маленькие письма томми.

Шутка была древняя, но матросы откликнулись на нее должным образом, и, оценивая звучание их смеха, Курт понял, что несколько часов на поверхности, на чистом воздухе пустыни всех освежили и придали им сил.

Оказавшись в отгороженном занавеской закутке своей каюты, Курт наконец позволил себе расслабиться, и усталость сразу овладела им. Он не спал уже сорок часов и каждую минуту этого времени подвергался непрерывному психологическому давлению. Тем не менее, прежде чем лечь на неудобную узкую койку, он достал из ниши над столом фотографию в рамке и посмотрел на спокойную молодую женщину и сидящего у нее на коленях мальчика в кожаных баварских штанишках.

— Спокойной ночи, мои дорогие, — прошептал он. — Спокойной ночи и тебе, мой второй сын, которого я никогда не видел.

* * *

Курта разбудил ревун погружения, воющий, как раненый зверь. Гудок так болезненно отдавался эхом в ограниченном пространстве стального корпуса, что вырвал капитана из глубокого мрачного сна и он стукнулся головой о стойку, пытаясь выбраться из койки.

Он сразу же ощутил килевую и бортовую качку корабля. Погода ухудшилась, и Курт почувствовал, как палуба у него под ногами накренилась — нос лодки опустился и она ушла под воду. Он рывком отодвинул занавес и, полностью одетый, ворвался на центральный пост управления как раз в тот момент, когда двое впередсмотрящих кубарем скатились по трапу с мостика. Погружение было таким стремительным, что морская вода водопадом лилась им на головы и плечи, пока Хорстхаузену не удалось задраить главный люк в рубке.

Курт принял командование и взглянул на часы в верхней части медного пульта управления: 18:23. Он произвел расчеты и установил, что лодка, скорее всего, находится в ста морских милях от берега, на границе своей зоны боевого дежурства. Хорстхаузен, наверное, все равно позвал бы его через несколько минут, если бы не пришлось выполнить экстренное погружение.