Капитан Немо - Жюль Верн (2015)

Паганель подъехал к патагонцу и принялся объяснять ему цель экспедиции. Географу часто приходилось останавливаться из-за недостатка слов, а также вследствие трудности передать индейцу некоторые особенности дела и разъяснить ему кое-какие чрезвычайно малопонятные для него подробности. Любопытно было глядеть на ученого: он жестикулировал, силился как можно отчетливее произносить, слова и вообще так старался, что пот градом катился у него со лба. Когда ему не хватило слов, на помощь пришла рука. Паганель соскочил с лошади и стал чертить на песке географическую карту, где меридианы пересекались с параллелями, где были изображены два океана и где проходила дорога на Кармен. Ни один преподаватель еще не бывал в таком затруднительном положении. Талькав невозмутимо следил за всеми движениями географа, но по его виду нельзя было угадать, понимает он или нет.

Урок географа длился более получаса. Наконец Паганель умолк, вытер струившийся по лицу пот и посмотрел на патагонца.

– Понял он? – спросил Гленарван.

– Сейчас выясним, – ответил Паганель. – Но если он не понял, то от дальнейших пояснений я отказываюсь.

Талькав не сделал ни одного движения, не проронил ни слова. Он не отрывал глаз от начерченной карты, мало-помалу сдуваемой ветром.

– Ну? – спросил его Паганель.

Казалось, Талькав не слышал этого вопроса. Ученый заметил на губах майора ироническую улыбку и, задетый за живое, собирался было с новой энергией возобновить свой урок географии, но патагонец жестом остановил его.

– Вы ищете пленника? – спросил он.

– Да, – ответил Паганель.

– И ищете именно вдоль этой линии, которая идет от заходящего солнца к восходящему? – прибавил Талькав, пользуясь индейской манерой выражаться для определения дороги с запада на восток.

– Вот-вот.

– Это ваш бог вручил волнам огромного моря тайну пленника?

– Да, сам бог.

– Ну, так пусть воля его свершится, – с некоторой торжественностью проговорил Талькав: – мы будем двигаться на восток и, если понадобится, до самого солнца!

Паганель, придя в восторг от своего ученика, не замедлил перевести товарищам ответы индейца.

– Что за умный народ! – с жаром прибавил он. – Я уверен, что из двадцати крестьян моей страны девятнадцать не поняли бы моих объяснений.

Гленарван попросил узнать у патагонца, не слыхал ли он о каких-либо чужестранцах, попавших в плен к индейцам пампасов. Паганель задал индейцу этот вопрос и стал ждать ответа.

– Быть может… – сказал патагонец.

Этот ответ был немедленно переведен на английский язык, и семь путешественников, окружив патагонца, вперили в него вопросительные взгляды.

Паганель, волнуясь и с трудом подбирая слова, продолжал задавать вопросы. Его глаза, устремленные на лицо медлительно-важного патагонца, словно пытались прочесть на нем ответ раньше, чем он слетит с его губ.

Каждое испанское слово патагонца географ тотчас повторял по-английски, так что, можно сказать, его спутники слышали ответы как бы на своем родном языке.

– Кто же был этот пленник? – спросил Паганель.

– Это был чужестранец, европеец, – ответил Талькав.

– Вы видели его?

– Нет, но я знаю о нем по рассказам индейцев. То был храбрец. У него было сердце быка.

– Сердце быка! – повторил Паганель. – Ах, что это за чудесный язык – патагонский!.. Вы понимаете, друзья мои? Он хочет сказать «мужественный человек»!

– Мой отец! – крикнул Роберт Грант. Потом, обращаясь к Паганелю, он спросил: – Как сказать по-испански: «Это мой отец»?

– Es mio padre, – ответил географ.

Тогда Роберт взял Талькава за руки и с нежностью произнес:

– Es mio padre!

– Suvo padre![76] – воскликнул патагонец, и взгляд его просветлел.

Он обнял мальчика, приподнял его с лошади и принялся разглядывать с удивлением и симпатией. Умное, спокойное лицо индейца выражало сочувствие.