Все по местам - Сесил Форестер (1937)

Леди Барбара не считала, что ухаживать за ранеными благородно. Для нее это было занятие еще более низменное чем штопка или готовка (и тем и другим изредка, по необходимости, утруждала она в путешествиях свои длинные пальцы). Однако она нашла дело – дело, которое исполняется недолжным образом, дело, которое никто лучше нее сделать не может, при том, что для блага королевской службы надлежит его делать хорошо. Она приступила к этому делу с той же самоотверженностью, с тем же небрежением к своим удобствам и вниманием к мелочам, с какими один ее брат управлял Индией, а другой – сражался с маратхи[8].

– У этого человека, – продолжала леди Барбара, – щепка под кожей. Ее надо немедленно извлечь.

Она указала на волосатую и татуированную матросскую грудь. Под татуировкой был огромный черный синяк от грудины до правой подмышки. Подмышечные мускулы явственно выпирали под кожей. Леди Барбара положила на них пальцы, матрос застонал и задергался. Когда сражаются между собой деревянные суда, раны от щепок составляют значительную часть ранений. Зазубренные куски древесины нельзя извлечь через то же отверстие, через которое они вошли. В данном случае щепка прошла вдоль ребер, разрывая и увеча мышцы, и в конце концов оказалась под мышкой.

– Вы готовы? – спросила леди Барбара несчастного Лаури.

– Ну, мадам…

– Если вы этого не сделаете, сделаю я. Не глупите же.

– Я прослежу за этим, леди Барбара, – вмешался Хорнблауэр. Он готов был пообещать что угодно, лишь бы она ушла.

– Очень хорошо, капитан.

Леди Барбара встала с колен, но явно не собиралась удалиться, как пристало даме. Хорнблауэр и Лаури переглянулись.

– Ну, Лаури, – хрипло сказал Хорнблауэр. – Где ваши инструменты? Эй, Вилкокс, Гудзон. Принесите ему чарку. Ну, Вильямс, мы сейчас вынем из тебя эту щепку. Тебе будет больно.

Хорнблауэр с трудом сдерживал гримасу отвращения и страха. Он говорил отрывисто, чтобы скрыть дрожь в голосе. Все это было ему отвратительно. Вильяме хоть и крепился, но корчился, пока ему делали надрез. Вилкокс и Гудзон ухватили его за руки и придавили к палубе. Он протяжно заорал, когда из него вытаскивали длинный черный кусок дерева, потом обмяк и потерял сознание, и уже не стонал, когда Лаури неумело сшивал иглой края надреза.

Губы леди Барбары были плотно сжаты. Она следила, как Лаури безуспешно пытается перевязать рану, потом без единого слова шагнула вперед и взяла тряпье из его рук. Мужчины зачарованно следили, как она, одной рукой крепко держа Вильямса под спину, другой обернула бинт вокруг его тела и прочно привязала к ране быстро краснеющую ветошь.

– С ним пока все, – сказала леди Барбара, вставая. Хорнблауэр провел в духоте кокпита два часа, обходя раненых вместе с Лаури и леди Барбарой, однако часы эти были совсем не так мучительны, как могли бы быть. Едва ли не сильнее всего тяготился он собственной беспомощностью, и вот, неосознанно переложил часть ответственности на леди Барбару. Она продемонстрировала такие несомненные способности и такое бесстрашие, что явно именно ей, и никому другому, следовало поручить раненых. Когда Хорнблауэр обошел всех, и пять только что умерших вынесли наружу, он посмотрел на нее в дрожащем свете крайней в ряду лампы.

– Не знаю, как и благодарить вас, мэм, – сказал он. – Я обязан вам не меньше, чем любой из этих раненых.

– Не стоит благодарностей, – отвечала леди Барбара, пожимая тонкими плечами. – Дело должно быть сделано.

Много-много лет спустя ее брат-герцог сказал: «Королевское правительство будет и дальше исполнять свои обязанности» в точности тем же тоном. Ближайший к ним матрос махнул перевязанной рукой.

– Да здравствует ейная милость! – прохрипел он. – Гип-гип-ура!

Кое-кто из страдальцев присоединился к нему – печальный хор, слившийся со стонами и хрипами остальных. Леди Барбара неодобрительно помахала рукой и повернулась к капитану.