Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

— Ничего, — рассердился Цепион, — ты постараешься опять им заинтересоваться. Мужчины нашей семьи славятся воздержанием и высокой моралью, мы не спим ни с кем, кроме наших жен. — Реплика эта прозвучала до смешного напыщенно, словно была заучена наизусть.

Соитие их можно было назвать успешным только условно; несмотря на ненасытность Цепиона, Ливия Друза оставалась холодной и апатичной; страшным оскорблением для мужа стало то, что его последнее по счету достижение ознаменовалось ее храпом: она умудрилась уснуть! Он грубо тряхнул ее.

— Откуда у нас возьмется еще один сын? — крикнул он, больно хватая ее за плечи.

— Я больше не хочу детей, — пробормотала она.

— Если ты не поостережешься, — мычал он, приближаясь к кульминации, — я с тобой разведусь.

— Если развод будет означать, что я могу и дальше жить в Тускуле, — ответила она, не обращая внимания на его стоны, — то я не стану возражать. Ненавижу Рим. И вот это ненавижу. — Она выскользнула из-под него. — Теперь я могу спать?

Он был слишком утомлен, чтобы продолжать препирательства, но с утра, едва проснувшись, возобновил прерванный разговор, причем со злостью.

— Я твой муж, — завел он, стоило ей встать, — и ожидаю от тебя, жена, соответствующего поведения.

— Я же сказала: все это мне больше не интересно, — резко ответила она. — Если это тебя не устраивает, Квинт Сервилий, то предлагаю тебе развестись со мной.

До Цепиона дошло, что она жаждет развода, хотя мысль о ее неверности его пока не посещала.

— Никакого развода, жена.

— Тебе известно, что я сама могу с тобой развестись.

— Сомневаюсь, чтобы твой брат согласился на это. Впрочем, это неважно. Развода не будет — и точка. А интерес будет — у меня.

Он схватил свой кожаный ремень и сложил его вдвое. Ливия Друза непонимающе уставилась на него.

— Перестань паясничать! Я не ребенок.

— Ведешь ты себя именно как ребенок.

— Ты не посмеешь ко мне притронуться!

Вместо ответа он заломил ей руку за спину, одновременно задрав ее ночную рубашку. Ремень начал звонко хлестать по ягодицам и бедрам. Сперва Ливия Друза дергалась, пытаясь освободиться, но потом ей стало ясно, что он способен сломать ей руку. С каждым ударом боль делалась все нестерпимее, прожигая ее насквозь, как огнем; сначала она всхлипывала, потом разрыдалась, потом ей стало страшно. Когда она рухнула на колени и попыталась спрятать лицо в ладонях, он схватил ремень обеими руками и стал хлестать ее согбенное тело, не помня себя от злобы.

Ее крики доставляли ему наслаждение; он совсем сорвал с нее сорочку и лупцевал до тех пор, пока его руки не обвисли в изнеможении. Отпихнув ногой упавший на пол ремень, Цепион накрутил на руку волосы жены, рывком поставил ее на ноги и подтолкнул к душной нише, где стояла кровать, издававшая после бурной ночи настоящее зловоние.

— А вот теперь поглядим! — прохрипел он, придерживая рукой готовое к использованию орудие любви, ставшее сейчас орудием истязания. — Лучше смирись, жена, иначе получишь еще! — С этими словами он вскарабкался на нее, искренне полагая, что ее дрожь, колотящие его по спине кулаки и сдавленные крики свидетельствуют о небывалом наслаждении.

Звуки, доносившиеся из покоев Цепиона, были услышаны многими. Прокравшаяся вдоль колоннады Сервилия, желавшая узнать, проснулся ли ее любимый папочка, ничего не упустила; то же относилось и ко многим слугам. Зато Друз и Сервилия ничего не слышали и не понимали; никто не знал, как поставить их в известность.

Служанка, помогавшая Ливии Друзе принимать ванну, расписывала, спустившись в подвал к рабам, причиненные хозяйке увечья; при этом лицо ее было искажено страхом.

— Огромные кровавые рубцы! — причитала она, обращаясь к управляющему Кратиппу. — Они до сих пор кровоточат! Вся постель забрызгана кровью! Бедняжка, бедняжка…