Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

Прежде чем он смог продолжить выступление, вскочил Квинт Лутаций Катул Цезарь. Это лишний раз подтвердило, что Сенат не расположен сегодня к выслушиванию блестящих речей.

— Могу я задать вопрос? — скромно молвил Катул Цезарь.

Красс Оратор вздохнул:

— Вопрос может задать любой, даже тот, кто еще не обрел права выступать. Чувствуй себя свободно, ни в чем не сомневайся, приглашаю тебя! Пользуйся моей добротой!

— Предусматривает ли lex Licinia Mucia какие-либо санкции, или определение наказания отдается на усмотрение судей?

— Не знаю, поверишь ли ты мне, Квинт Лутаций, но я как раз собирался перейти к этой теме! — Красс Оратор определенно терял терпение. — Новый закон предусматривает вполне конкретные санкции. Прежде всего, все лжеграждане, обманом внесшие свои имена в цензовые списки при последней переписи, будут подвергнуты порке толстым кнутом. Имя виновного будет занесено в черный список, чтобы ни он, ни его потомки никогда не могли претендовать на гражданство. Штраф составит сорок тысяч сестерциев. Если лжегражданин поселился в городе или местности, на жителей которых распространяется римское или латинское право, он и его родственники подлежат выселению на землю предков. Лишь в этом смысле закон можно считать репрессивным. Люди, не обладающие гражданством, но не фальсифицирующие своего статуса, наказанию не подлежат и остаются жить там, где живут.

— А как же те, кто фальсифицировал свой статус не на последней переписи, а ранее? — спросил Сципион Назика-старший.

— Их не подвергнут телесному наказанию и штрафу, Публий Корнелий. Однако они будут внесены в списки и изгнаны из римского или латинского пункта проживания.

— А если человек не в состоянии уплатить штраф? — спросил великий понтифик Гней Домиций Агенобарб.

— Он будет отдан в долговое рабство римскому государству не менее чем на семь лет.

Гай Марий снова вскочил:

— Можно мне высказаться, Луций Лициний?

Красс Оратор воздел руки к потолку.

— О, почему бы и нет, Гай Марий? Если только тебя не станут прерывать все присутствующие, а также их дяди!

Друз наблюдал за Марием, пока тот шествовал от своего места к середине зала. Сердце — орган, которому полагалось отмереть вместе с гибелью жены, — отчаянно заколотилось у него в груди. Вот она, последняя надежда! «О Гай Марий, пусть я о тебе и невысокого мнения, — молил Друз про себя, — но скажи сейчас то, что сказал бы я, будь у меня право выступить! На тебя одного уповаю!»

— Не сомневаюсь, — веско начал Марий, — что нам предлагается продуманный законопроект. Иного и нельзя было ожидать от двоих наших уважаемых законников. Ему недостает одного усовершенствования, чтобы претендовать на безупречность, — положения о награде любому, кто сообщит необходимые суду сведения. Да, закон чудесен! Но справедлив ли он? Не следует ли нам озаботиться этим прежде всего остального? Скажу больше: так ли мы самонадеянны, так ли близоруки, действительно ли воображаем себя настолько могущественными, чтобы карать ослушников, как того требует данный закон? Судя по выступлению Луция Лициния — увы, не лучшая его речь! — так называемых лжеграждан наберется многие тысячи по всей территории от границ Италийской Галлии до Бруттия и Калабрии. Все эти люди полагают, что заслужили право на равных участвовать во внутренних делах и управлении Римом, — разве иначе пошли бы они на риск ложного декларирования гражданства? Любому в Италии ведомо, что влечет за собой разоблачение такого поступка: порка, лишение прав состояния, штраф, хотя обыкновенно в отношении одного нарушителя ограничивались чем-то одним.

Марий обвел слушателей глазами и продолжал: