Земля воды - Грэм Свифт (1983)

(Он по-прежнему укачивает ее, а на полу осколки фарфора, а стильные часы на каминной полке бьют половину пятого, а пес оплакивает разбитую челюсть, а ребенок надрывается и опаснейшим образом перекатывается на секретере.)

«Он велел мне…»

«Мэри!

«Ну ладно, ладно. Я взяла его в „Сейфуэйз“. Я взяла его в льюишэмском „Сейфуэйз“. [49]

36

О НИЧТО

Не извиняйся, Прайс. Хотя, наверное, нам лучше допить и уйти отсюда. Никакого от нее толку в конечном-то счете, от выпивки, как ты считаешь? Знаю, знаю, каково у тебя на душе. Н-да, карты снова легли на конец света – может, на сей раз не соврут. Но чувство знакомое. У саксонских отшельников было такое же чувство. И у тех, что строили пирамиды, чтобы доказать ошибочность этого чувства.

И у моего отца, в грязи под Ипром. И у моего деда, который пытался залить его самоубийственным пивом. И у Мэри… Это старое, старое чувство, что все на свете может в конечном счете оказаться приравненным к ничто.

37

LE JOUR DE GLOIRE [50]

На Пляс де ла Революсьон посвистывают гильотины. Свистят уже несколько месяцев, как и будут свистеть еще несколько месяцев. Кто в состоянии остановить сей свист? Кто сможет обуздать их неуемный аппетит? И кто способен утолить это чувство голода на лицах толпы, которая смотрит, облизывает губы, свистит и улюлюкает. Так точно, данный факт о Французской революции известен каждому школьнику. Что, главное дело, там были гильотины. И даже самый ленивый ученик, до которого, казалось бы, вовек не достучишься, начинает проявлять признаки интереса. Вот этот звук – ссс-висст – летящих книзу лезвий. И, да, конечно, старые беззубые карги действительно сидели и вязали у самого эшафота; и, да, конечно, есть несколько письменных свидетельств о трупах, которые извивались и дергались – вращали глазами, шевелили губами, кричали – уже после того, как голова была отделена от тела.

Ну, что, поглядим? Нет, не раз и не два, чтобы только составить себе представление, но снова и снова, из месяца в месяц? Поглядим, как растет урожай сваленных в корзины голов? Или, может быть, вам уже не по себе? Не возникает у вас ощущения, что из-за этого вот неудобства на донышке желудка, из-за иголочек в кончиках пальцев и некой мутной слабости в голове и в коленях История – да не пошла бы она по такому-то адресу? Это называется страхом, дети мои, а по-латыни – terror . Ощущение, что все на свете есть ничто и ничего не стоит. Вот вам и тема сегодняшнего урока.

Или, может, вы предпочитаете повернуться спиной и выйти вон? Может, бог с ними, с гильотинами, пусть себе работают без нас, и бог с ней, с Историей, пусть катится как умеет, и, может, вы, в конце концов, предпочитаете Истории – сказку?

Тогда позвольте рассказать вам (и, надеюсь, он не станет напоминать вам об этом страшном посвисте где-то там, за горизонтом).

38

О ВОСТОЧНОМ ВЕТРЕ

Он зарождается в Северном Ледовитом океане, к северу от Сибири. Он прокрадывается вдоль северной оконечности Уральских гор, отводит душу на Северо-Европейской и Финской равнинах, снова собирается над Балтикой, пытается свернуть шею Дании и (если он и порастерял по дороге часть пронизывающей своей остроты, волны Северного моря за милую душу отточат его опять) обрушивается на восточный берег Англии. И некоторые утверждают, что Уош, зияющая рана в становом хребте Британии, сформировался не по воле приливов, и речных течений, и прочих геологических причин, а что он – всего лишь первый укус, первый кусок, вырванный точенными об лед резцами Восточного Ветра из беззащитной линии берега.