Округ Форд (сборник) - Джон Гришэм (2009)

– Очень даже сомнительно, – подхватил Бутч. – К тому же не забывай о его карьере музыканта. Он тратит бабки на гитарные струны и дерьмовые диски. К тому же теперь заключенным разрешается брать напрокат кассетники. И наш Реймонд стал исполнителем блюзов. Наслушался Би-Би Кинга[2] и Мадди Уотерса[3] и, если верить тому же Реймонду, развлекает теперь своих коллег и соседей по камере смертников ночными концертами. Поет блюзы.

– О, знаю. Он упоминал об этом в одном из писем.

– У мальчика всегда был хороший голос, – заметила Инесс.

– Лично я никогда не слышал, чтоб он пел, – сказал Леон.

– Я тоже, – кивнул Бутч.

Они добрались до объездной дороги вокруг Оксфорда и находились в двух часах езды от Парчмена. Фургон Макбрайда выжимал максимум шестьдесят миль в час; стоило немного поддать газу, и передние колеса начинали слегка вибрировать. Впрочем, спешить особенно было некуда. Холмы в западной части Оксфорда становились все более пологими; до Дельты было уже рукой подать. Инесс узнала маленькую белую церквушку справа, рядом с кладбищем, и поняла, что церковь ничуть не изменилась за долгие годы, прошедшие с тех пор, когда она ездила в федеральный исправительный дом. «Интересно, – подумала она, – сколько еще женщин из округа Форд столь же часто ездили сюда». Впрочем, ответ был и так ясен. Леон положил начало этой традиции много лет назад тридцатимесячным тюремным заключением, и тогда посещения разрешались только в первую субботу каждого месяца. Порой Бутч отвозил ее, порой она платила соседскому сыну, но ни разу не пропустила ни одного свидания и неизменно брала с собой упаковку арахисового масла и тюбик зубной пасты. Через полгода после того, как Леона выпустили на поруки, уже он стал возить ее туда навещать Бутча. Затем одновременно сидели Бутч и Реймонд, но в разных отделениях, где правила содержания отличались.

А потом Реймонд убил шерифа, и его заперли в камере смертников, где тоже имелись свои правила.

Ко всему можно приспособиться, самые неприятные занятия входят в привычку, и Инесс Грейни даже научилась с нетерпением ожидать этих посещений. Братьев осуждал весь округ, но мать никогда не бросала своих детей. Она рожала их, она была рядом, когда они подрастали, когда их обижали и били. Она страдала на судебных процессах и слушаниях по условно-досрочному освобождению и говорила каждому, кто соглашался выслушать, что мальчики они хорошие, просто с ними плохо обращался человек, за которого она имела несчастье выйти замуж. А потому это ее вина. Выйди она за приличного человека, дети выросли бы нормальными людьми.

– Думаешь, эта женщина там будет? – спросил Леон.

– Свят-свят, – простонала Инесс.

– Разве она пропустит такое шоу? – заметил Бутч. – Уверен, непременно будет ошиваться поблизости.

– Господи, спаси и сохрани.